«Сочельник в Сибири», Яцек Мальчевский.

Так стала ли Сибирь для польских сепаратистов «белым адом»?

«Сочельник в Сибири» Яцека Мальчевского. Реинтерпретация от "НьюсБалт"

Известный польский живописец XIX века Яцек Мальчевский, выходец из семьи польских «повстанцев» 1863 года, знаменит, прежде всего, картиной «Сочельник в Сибири» (Wigilia na Syberii). В 1980 году картина вдохновила польского композитора Яцека Качмарского на написание песни с тем же названием. Ей, картине, посвящены множество отзывов, статей, ссылок и интерпретаций польских художников, критиков, литераторов, поэтов и публицистов.

Они интерпретировали произведение Мальчевского, обращая внимание на каждую деталь изображённой сцены. Мы же попробуем его реинтепретировать.

На полотне изображена группа из восьми ссыльных поляков в канун католического Рождества. Они собрались тихим, почти семейным кругом, чтобы отпраздновать религиозный праздник и выказать друг другу поддержку, столь необходимую им вдали от родины.

Первое, что обращает на себя внимание – вполне сносные условия их пребывания в царской ссылке. Они не мёрзнут в сугробах с кандалами на ногах и руках, сидят не «во глубине сибирских руд», а в просторной комнате, за столом с белой скатертью и самоваром. Условия, доступные не каждому жителю Сибири XIX века.

Это не вяжется с распространёнными мартирологическими клише, согласно которым пребывание поляков в Сибири было нескончаемой чередой жутких испытаний. Для передачи всех этих неописуемых страданий для Сибири польскими пропагандистами был придуман специальный эпитет – «белый ад». Судя по изображённой Мальчевским сцене, этот ад неплохо выглядел. По крайней мере, если не всем, то части ссыльных поляков можно было рассчитывать на уютную комнату, сносную по тем временам одежду и белую скатерть по праздникам.

Вот как описывает содержание картины один из польских ценителей творчества Мальчевского: «На лице каждого из них отображена особенная задумчивость и грусть. Один сжимает сложенные в молитвенном жесте ладони. Другой прикрыл лицо тарелкой. Третий вроде бы и вовсе здесь не присутствует. Он неподвижно погрузился в свои мысли… Четвёртый всматривается в пламя свечи… Кругом тишина и ожидание… Их сердца наполнены молитвой».

Реинтерпретируя сказанное критиком и написанное Мальчевским, скажем: в глазах ссыльных – грусть, но нет раскаяния. Молитвенный жест – не о жертвах польских мятежников, а об улучшении своего положения и исполнении собственных экзальтированных желаний господства Речи Посполитой «от моря до моря» за счёт покорения других народов.

Общеизвестно, что польские «повстанцы» 1863 года весьма жестоко обходились с теми, кто не разделял их взглядов. Специальные группы кинжальщиков (sztyletnicy) и вешателей казнили православных священников и крестьян, и даже поляков-католиков, если те отказывались поддержать восстание. Иногда жертвами террористов становились случайные люди. Главари мятежников считали такие побочные эффекты своей деятельности вполне приемлемыми. После разгрома мятежа многие кинжальщики и вешатели были сосланы в Сибирь.

В 1999 году в Белоруссии освятили памятник одной из жертв польских террористов – православному священнику о. Даниилу Конопасевичу. Герои Мальчевского, наверняка, не считают убийство о. Даниила преступлением. И, наверняка, мнят себя продолжателями мятежа 1794 года под предводительством Тадеуша Костюшко. Тогда, напомню, мятеж начался с массовых убийств русских в Варшаве. Их безжалостно резали прямо в православных храмах и в постелях в домах (т.н. Варшавская заутреня). Конец кровавой вакханалии положили войска Александра Суворова, быстро разгромившие мятежников.

Герои Мальчевского, наверняка, считают массовые убийства в церквях достойным проявлением польского патриотизма. Один из них погружён в мысли, другой уставился на пламя свечи, но думы их не о жертвах польской русофобии. Думы их – о покорении православных народов за восточной границей Польши, на чьих смертях поляки и строили своё имперское здание. Или о собственной участи, но без моральных рефлексий, без сочувствия к жертвам польско-шляхетского произвола.

Они грезят о независимой Польше, но разумеют под этой независимостью порабощение своих соседей. Они не хотят ограничиваться польскими этническими территориями, они хотят господствовать от Литвы до Бессарабии, от Балтики до Чёрного моря. Они оправдывают католический гнёт против православного населения Речи Посполитой, считают нормой подавление его национального и религиозного сознания. В их понимании, западнорусский православный люд создан для того, чтобы послужить удобрением для монументального здания польской империи «от моря до моря».

Кто же изображён на полотне Мальчевского? Жертвы или преступники? И те, и другие. Они совершили преступление, став жертвами русофобии, польской самоуверенности и уверенности в особой миссии католической Польши. Всё это так легко и быстро одурманивает польский ум.