Профессор Дмитрий Карнаухов. Фото: Pl.sputniknews.com.

«Польша признала практику дискриминации инакомыслящих иностранцев»

Интервью с ученым из Новосибирска, депортированным из Польши год назад

За несколько лет, начиная с весны 2014 года, Польша довольно успешно запустила настоящий конвейер антироссийских репрессий, направленных против обычных граждан России. С российским ученым из Новосибирска, профессором Дмитрием Карнауховым, которого польские власти 11 октября 2017 года выслали из страны, обвинив в деятельности «противоречащей польским интересам», беседует обозреватель агентства «Спутник» Леонид Свиридов.

— Господин профессор, уже прошел год после вашего выдворения из Польши. Кто поддержал Вас тогда в России и в Польше? Какие эмоции сейчас вызывают воспоминания о принудительной депортации?

— Меня поддержали российские и польские коллеги, которые знают меня лично, ректоры новосибирских университетов, в которых я преподаю, а также члены Вольного исторического общества, выступившие с официальным заявлением. В мою поддержку также высказались мэр Новосибирска Анатолий Локоть, посол России в Польше Сергей Андреев, сотрудники посольства и третьего европейского департамента МИД. Большое им за это спасибо. Что касается эмоций — то они неоднозначны. Мне жаль, что пространство конструктивных польско-российских научных связей искусственно сужается репрессивными мерами властей Польши в отношении российских учёных. Но виноваты в этом не простые поляки, а польские политики, нагнетающие страх и ненависть к России в своих корыстных интересах. Вместе с тем, сожаление и разочарование у меня сочетается с оптимистической ностальгией — я верю, что демократический потенциал польской политической и интеллектуальной культуры позволит преодолеть нынешние тоталитарные тенденции, сейчас взявшие в ней верх.

— Напомните нашим читателям, какие претензии предъявили вам в Варшаве?

— Меня совершенно бездоказательно обвинили в деятельности с элементами «гибридной войны». В качестве претензий чаще всего упоминалось «соблазнение» польских ученых сотрудничеством с российскими научными центрами, ведение пророссийской пропаганды и дискредитация польских властей в СМИ. Да, еще мне было приписано противодействие разрушению советских памятников в Польше и подогревание польско-украинской вражды. Утверждалось, что всё это проделывалось мною якобы по указанию российских спецслужб.

— А разве научная и общественная деятельность иностранных граждан запрещена польскими законами?

— Помилуйте, если бы я хоть как-то нарушил польские законы, то предстал бы перед судом. Правда, для суда потребовались бы доказательства вины, которых у польских властей не было и быть не могло. Поэтому, чтобы не опозориться в суде, они просто-напросто выслали меня из страны и запретили въезд в страны Шенгенского соглашения. Ведь ни одна из этих так называемых «претензий» не была вызвана уголовно или административно наказуемыми действиями. Их можно отнести к категории «неприемлемого инакомыслия». Тем самым Польша де-факто признала практику дискриминации инакомыслящих иностранцев. Некоторые упреки в мой адрес не только не имеют ничего общего с действующим правом, но и вообще абсурдны. Например, чем может угрожать безопасности Польши «соблазнение» польских коллег научным сотрудничеством с Россией? Разве польские университеты и фонды не «заманивают» российских учёных в Польшу? Или им можно — а нам нельзя?

— Какой ещё «антигосударственной» деятельностью Вы занимались в Польше?

— Я одновременно преподавал и в польских, и в российских университетах, организовывал научные и студенческие обмены, проводил конференции, редактировал книги, занимался привлечением средств для переводов научных трудов польских и российских экспертов. При этом никакого антипольского умысла в моих действиях не могло быть. Ведь такой умысел очень легко доказать — по стенограммам выступлений, публикациям. Но почему-то никто из авторитетных польских экспертов не удосужился провести их предметную экспертизу и представить её результаты общественности. Это наводит на мысль, что доказательства моей вины в действительности никого не интересовали — важнее было поразить воображение польского обывателя самим фактом выдворения очередного «русского шпиона». Настолько же несуразны обвинения меня в ведении пропаганды и дискредитации Польши в СМИ. Разве можно заниматься пропагандой и дискредитацией, не оставляя следов в информационном пространстве? Так где же эти следы? Почему ни одного конкретного факта не было представлено? Я думаю, что если якобы компрометирующие меня «доказательства» и существуют, то предъявить их никак нельзя, поскольку они все относятся к категории доносов и кляуз. Или получены в результате незаконной прослушки моего телефона. В том, что это делалось именно так – незаконно – нет никаких сомнений. Я уверен, материалы моего дела были засекречены вовсе не из-за того, что они содержат конфиденциальные сведения, а лишь потому, что в них фигурируют имена доносчиков, в том числе и граждан России…

— Как Вы считаете, чем были вызваны подозрения в сотрудничестве с российскими спецслужбами?

— Для среднестатистического западного обывателя «российские спецслужбы» давно уже превратились в своеобразный фетиш. Одно дело Боширова и Петрова чего стоит, или незавидная судьба Марии Бутиной в США. Вот и в Польше, если у кого-то появляется желание опорочить оппонента и тем самым избавиться от конкурента в сфере профессиональной деятельности, проще говоря «подсидеть» коллегу — то лучше всего обвинить его в связях с российской разведкой. Результат будет гарантирован. В моём случае именно это и произошло. «Доказательством» связей со спецслужбами польские власти почему-то сочли моё сотрудничество с Российским институтом стратегических исследований (РИСИ), который входит в структуру Администрации президента России и по формальным критериям ни к одной из спецслужб никакого отношения не имеет. Не фигурирует это учреждение и в столь модных ныне «санкционных» списках, к числу экстремистских организаций также не относится. Так в чем же криминал?

— Когда Вы начали сотрудничать с РИСИ?

— В 2013 году, в период «оттепели» в российско-польских отношениях тогдашний директор РИСИ Леонид Решетников предложил мне, как независимому эксперту, представлять институт в Польше в связи с намечавшимся перекрестным годом России и Польши. Я никогда и не скрывал своего стремления к нормализации отношений наших двух стран и поэтому дал согласие на эту работу, о результатах которой можно узнать из многочисленных общедоступных публикаций. Если кто-то увидел в этих результатах антипольские мотивы — то считаю такую интерпретацию моей деятельности откровенной паранойей. Отмечу также, что сотрудничество с РИСИ было лишь одним из направлений моей работы в Польше, причём далеко не главным. Я был координатором академических обменов новосибирских и польских вузов, представителем в Польше новосибирского «Дома польского», проводил собственные научные исследования, принимал участие в форумах и конференциях, представляя на них новосибирские университеты, а вовсе не РИСИ. Не правда ли странно, что польские спецслужбы заинтересовались лишь одним и при этом далеко не самым плодотворным направлением моей работы?

— Расскажите, чем вам пришлось заниматься после депортации из Польши…

— Минувший год был сложным. Главным для меня стало воссоединение семьи. Мои близкие — граждане Польши, им непросто было перенести разлуку. Слишком много бюрократических барьеров пришлось преодолеть. Сейчас этот процесс близок к завершению. Одновременно, через посредничество адвоката в Варшаве, мною была подана жалоба на действия польских властей. Дело рассматривается в административных судах. Ответчиком выступает Министерство внутренних дел и администрации Польши, руководитель которого принял решение о моей депортации по представлению Агентства внутренней безопасности. К сожалению, особой перспективы в Польше у моего иска нет, поскольку в этой стране с недавних пор не существует независимого суда, а законодательство, регулирующее статус иностранцев, несовершенно и способствует их дискриминации. Например, мой адвокат не может ознакомиться с засекреченными материалами дела, чтобы оценить их достоверность и соотнести с предъявленными мне претензиями. Доступ к этим материалам имеет только ответчик, нарушивший мои права, и суд, который этого нарушителя де-факто покрывает, пользуясь размытостью формулировок закона. При этом моя защита вообще лишена каких-либо прав. Понимаете, получается, что гриф «секретности» позволяет оставить безнаказанным любое нарушение прав иностранца со стороны польского государственного органа. Ну а присвоить такой гриф — как показало моё дело — так вообще можно произвольно, не имея никаких доказательств. Круг замыкается… Поэтому вся надежда на европейское правосудие.

— Мне лично всё это очень знакомо: «дело» журналиста Леонида Свиридова, придуманное Агентством внутренней безопасности Польши весной 2014 года, было первой попыткой обвинения российского гражданина в антипольской деятельности, завершившейся высылкой из страны. Потом были высланы Вы и другие наши соотечественники. Вы не могли бы с научной точки зрения прокомментировать эти события?

— Да, конечно же, о вашем деле я наслышан, хотя мы и не были с вами знакомы, а впервые встретились в Москве в конце прошлого года после моей принудительной депортации из Варшавы. К сожалению, сейчас ситуация ухудшилась и конвейер антироссийских репрессий в Польше запущен на полную мощь. Кто бы мог подумать всего несколько лет назад, что эта некогда свободолюбивая страна превратится в изгоя демократической Европы. Если сравнивать ваше дело и моё, надо признать — механизм дискриминации и терроризирования иностранцев по политическим мотивам здесь постоянно совершенствуется. Ведь вы по крайней мере имели возможность судиться с польскими властями, оставаясь некоторое время в стране. В моём случае всё было гораздо жёстче — меня увезли в пункт депортации прямо из дома на машине без опознавательных знаков и продержали почти сутки в камере с уголовниками. Впервые в жизни мне пришлось примерить наручники. Но оказалось — что и это не предел. В мае этого года гражданку России Екатерину Цивильскую схватили прямо на улице в Кракове и, словно вещь, вывезли на границу Польши с Калининградской областью, разлучив с несовершеннолетней дочерью и мужем. Затем ещё одну нашу соотечественницу Анну Захарян перед выдворением продержали в тюремной камере несколько дней. Обе они были связаны с обществом «Курск», сохраняющем память о советских воинах-освободителях Польши.

— Почему польские власти так поступают?

— Я думаю, с целью запугивания реалистически мыслящих поляков, и прежде всего тех, кто с симпатией и уважением относится к России. Это запугивание вызвано как внутренними, так и внешними причинами. Для ужесточения внутреннего политического режима правящей группировке нужен повод, которым является наличие врага в лице России. А так как в действительности никакой «российской угрозы» нет, то она имитируется путём искусственного нагнетания враждебности.  Внешней причиной является стремление нынешних польских властей превратить свою страну в главного стратегического партнера США в Европе и разместить у себя американские военные базы. Решить эту задачу можно только как следует разозлив Россию, спровоцировав её на резкие движения. Вот и идут в ход разнообразные «запрещенные приёмы», к которым можно отнести не только показательный отлов и депортацию российских граждан из Польши, но и введение запрета на посещение других стран Шенгенского соглашения по представлению польских спецслужб. Таких случаев всё больше. К сожалению, все эти меры превращают когда-то открытую и толерантную Польшу в «осаждённую крепость», а её граждан — в заложников антироссийской геополитической мистификации.

— Большое спасибо за беседу.