Бывший посол Польши в Советском Союзе и России (1989-1996) Станислав Чёсек (Stanisław Ciosek) высказал свой взгляд на польско-российские отношения в контексте Смоленска и Катыни. «NewsBalt» перевёл интервью экс-дипломата, опубликованное на портале «Konserwatyzm.pl», на русский язык.
— Господин посол, два года назад, после Смоленской катастрофы, у нас была неповторимая историческая возможность улучшения отношений с русскими. Оба народа проявили славянскую чувствительность и близость перед лицом трагедии. Акценты примирения должны были прозвучать и в невысказанной речи, с которой Лех Качиньски летел в Катынь. За два года ситуация подверглась, к сожалению, принципиальным изменениям. Даже те, кто не склонен поддерживать теории заговора, готовы согласиться с утверждением, что «русские что-то темнят». Антироссийские акценты появились и в речах премьера. Так что, уже нет шансов возвращения на путь примирения и сотрудничества с Россией?
— Это правда, исключительность того момента была испорчена. Признаюсь, меня самого удивило сходство чувствительности поляков и русских. Те цветы у посольства, звонки, письма по электронной почте, которые приходили даже от далёких русских знакомых – все хотели выразить сочувствие и солидарность с поляками после этого страшного события, которое пережил наш народ. Всё было утеряно из-за недобрых намерений, не имеющих в сущности ничего общего с идеей коррекции польско-российских отношений.
Меня всё время терзает вопрос: как отношение поляков могло так измениться? Возможное поразительное объяснение этому я встретил в одних радиодебатах: им оказалось чувство стыда. Стыда после рапортов Анодиной или Миллера (председатель Межгосударственный авиационный комитет России Татьяна Анодина и экс-премьер Польши Лешек Миллер. — «NewsBalt»), стыда за государство, которое, по их данным, собственного президента отправило в настолько неподготовленный полет. Люди инстинктивно чувствуют себя при этом неуютно, боятся оказаться смешными в глазах других народов, поэтому они хотят отречься: «Это не мы! Это не наша страна! Это заговор и покушение! Это Путин с Туском! Это КГБ убил нашего президента!». С этим люди чувствуют себя как бы легче. Почему же теории заговора расходятся всё более широкими кругами? Таким образом, часть наших соотечественников закрывает глаза, предпочитая погрузиться в иррационализм.
В один из месячных юбилеев катастрофы я направлялся в президентский дворец. Рассматривающая свечи и кресты пара японских туристов, вероятно по виду моего дипломата приняла меня за какого-то «чиновника» и принялась допытываться: что это такое они видят? И хотя я хорошо владею английским, я не мог подобрать слов для объяснения, что собственно делается на Краковском предместье (центральная улица польской столицы, где расположен президентский дворец. — «NewsBalt»). Они пытались понять: может в Польше преследуется религия? Конечно, нет! – ответил я. Может, запрещено использовать знак креста? – Тоже нет. Они ничего не понимали, а я распрощался побыстрее, понимая, что этому нет рационального объяснения.
Разве что аргументом, которого боюсь, и которым не хотел бы пользоваться: речь идёт только о примитивных политических целях. Получить власть – низко и подло, но зато рационально, хотя и оскорбительно.
Я смотрел на лица людей, принимающих участие в разных собраниях и сходках. Я вижу в них экстаз, они глубоко верят, это для них вид мистерии… Тем более удивительна позиция правых интеллектуалистов по данному вопросу. Нельзя ведь просто взять и отбросить результаты рапортов, написанных выдающимися специалистами после тщательных исследований. Ни в одном существенном пункте эти рапорты не подверглись сомнению, ведь распознание ещё нескольких слов, произнесённых в кабине пилотов, не имеют большого значения в вопросе установления причин катастрофы. Я внимательно выслушал предложение президента Польской академии наук Михала Кляйбера (Michał Kleiber) о созыве новой международной комиссии для установления причин аварии. Я очень ценю господина профессора, вероятно, он имел причины для выражения такого мнения, однако надо согласится с Гжегожем Схетиной (Grzegorz Juliusz Schetyna – польский политик и предприниматель, депутат сейма Польши, возглавляющий комиссию по международным вопросам. — «NewsBalt»)), указывающего что это, прежде всего, вопрос для прокуратуры, а не для правительства. Это следователи должны установить – нужно ли такое дополнительное расследование и может ли оно добавить что-либо существенное к делу.
А пока мне всё кажется, что мы все видим какой-то страшный сон и должны непременно проснуться! Маня поражает, что мои соотечественники всё ещё верят в этот кошмар. У нас есть повод радоваться: находятся люди в США, которые верят, что полёт на Луну был снят в студии, подвергающие сомнению официальную версия смерти Кеннеди, убеждённые, что Всемирный торговый центр в Нью-Йорке был атакован по распоряжению собственного правительства, чтобы оправдать нападение на Афганистан и Ирак – но они не влияют на температуру общественной и политической жизни, как это происходит в Польше. Это разделяет поляков! А ведь у нас есть реальные проблемы: безработица, эмиграция на заработки, отставание целых регионов страны, в том числе восточной Польши. Необходима национальная программа по развитию востока страны – и это вопрос реальный, общенациональный – а не Смоленская катастрофа! К сожалению, мы слишком увязли в этом деле, и разбудить нас может только суровая действительность. Заслуживает внимания опубликованный недавно «Gazeta Wyborcza» рапорт – рост нашего ВВП оплачивается самым низким в Европе ростом доходов населения. Эта чрезмерная экономность и осторожность может закончиться общественным бунтом. И эта проблема должна беспокоить власть и общественное мнение, а не смоленские кошмары.
— К сожалению, вернёмся к теме польских кошмаров. Сможет ли, по вашему мнению, решение страсбургского суда закончить тему Катыни в польско-российских отношениях?
Нет, не закончит. Я старюсь понять русских, у меня среди них много друзей. Когда-то у меня состоялась важная беседа с членом одной из важнейших, исторических российских фамилий, представленной в аристократии и московском мещанстве. Беседа была частной, поэтому фамилии я не называю. Этот человек рассказал мне историю своей семьи, поразительную, как вся история этого народа в ХХ веке. В эпоху сталинизма часть представителей рода активно встала на сторону власти: это были прокуроры, судьи, функционеры. Остальные тоже не были в оппозиции, тогда это было невозможно, но, скажем так, недостаточно рьяно поддерживали режим. И вот «режимные» стали преследовать остальных – свои-то ведь ближе. Начались доносы, аресты рано утром, террор, пытки… — и знаешь – сказал мне этот знакомый – почему после всего этого мы остаёмся семьей? Мы никогда об этом между собой не разговариваем, поэтому говорю только тебе.
Мы любим – и должны – кричать о своём прошлом, а русские предпочитают замалчивать. Надо это уважать, ибо им есть о чём забывать, и гораздо больше, чем нам. Они не считают своих жертв по документам, по именным спискам, как это делают в Польше. Им для этого служат демографические пирамиды с миллионными пробелами в целых поколениях. Это масштаб почти необъятный, поэтому нам трудно понять, что для русских Катынь – в статистических категориях – дело незначительное.
По этой причине я пытаюсь понять психологический барьер, до сих пор мешающий рассчитаться со сталинизмом. Другая важная причина: нежелание русских, чтобы их ставили на один уровень с Гитлером, что делают в Польше. Об этом я знаю из собственного опыта, когда оговаривал детали визита генерала Ярузельского в Москву, когда он стал президентом Польши. Тогда генерал чётко говорил об общественном давлении в связи с Катыньским делом и ясно дал понять: если с «той стороны» не будет однозначно признана вина, то он сорвёт визит. Окончательно вопрос был решён официальным заявлением ТАСС, но переговоры были долгими и трудными. Мы ожидали утверждения, что вину несёт Cсоветское государство, они же хотели, чтобы её возложили на систему. В конце концов, виновником был назван НКВД, и мы это приняли – ведь эта организация была частью государственной структуры и какой важной! Тогда это было первым официальным признанием вины со стороны России.
Я также присутствовал во время визита Ельцина в Варшаву. Стоял в метре от него в долинке катыньской в Повозках (важнейшее место памяти жертвам катынского преступления, расположенное на военном кладбище в Варшаве. — «NewsBalt»). Видел слёзы в его глазах, настоящие, не напоказ. Смотрел, как он подошёл к прелату Пашковскому, капеллану «катыньских семей», поцеловал его в руку и произнес знаменитое: «Простите, если можете простить!». При этом не было камер, но мы все были свидетелями особого момента.
К сожалению сейчас русские от всего отказываются и это плохо. Раз уже сказали А и Б, то следует сказать и В. Наверняка, они боятся очередных судебных разбирательств, требований о возмещении ущерба – по-моему совершенно напрасно – ведь для семей катыньских жертв речь идёт совсем не о деньгах, а о чести. Сейчас, после решения трибунала, дело может тянуться и дальше. Поэтому, на месте России, я бы прекратил отпираться во всём ещё перед вынесением приговора. Ведь международного одобрения ей это не приносит. Что-то началось в сведении исторических счётов в России, и судьбе было угодно, чтобы это случилось как раз в деле Катыни.