Не прошло и месяца с тех пор, как завершился референдум о предоставлении русскому языку статуса второго государственного, как в Латвии разгорелся конфликт, вызванный разногласиями в исторической памяти коренного населения и русскоязычного меньшинства, которое поселилось здесь в советские времена. В центре скандала 16 марта — День памяти легионеров. Для латышей, которых в годы Второй мировой принудительно мобилизовали как в Латышский легион немецкой армии, так и Латышский корпус Красной армии, память легионеров объективно более значима хотя бы потому, что их через легион прошло около 150 тыс. Тогда как в советском корпусе служило не более 50 тыс. человек, среди которых, в частности, было немало русских. Население тогдашней Латвии едва превышало 2 млн человек, поэтому легионеры были едва ли не в каждой современной латышской семье. По свидетельству очевидцев и ряда позднейших комиссий западных союзников, эти люди, идя на смерть (40 тыс. пали в боях, а еще 50 тыс. попали в советский плен, из которого многие не вернулись), были убеждены, что борются не за интересы нацистской Германии, а против повторной советской оккупации страны. Последняя в сознании латышей связана с массовым террором, который охватил Латвию в 1940-1941 годах, и действительно повторился в значительно больших масштабах после возвращения в Прибалтику советской власти в 1944-1945-х.
Чужая столица?
В феврале в Рижскую думу были поданы заявки на проведение 16 марта мероприятий как организациями, в состав которых входят ветераны и сторонники латышских вооруженных формирований времен Второй мировой войны и участники сопротивления послевоенной советской оккупации, так и их идейными оппонентами из пророссийского, так называемого антифашистского движения. Однако 28 февраля городские власти запретили все запланированные на этот день мероприятия, ссылаясь на информацию Полиции безопасности (ПБ) о возможных провокациях с участием нескольких десятков радикалов из постсоветских государств. Правда, силовики сразу выступили против такого запрета, предлагая лишь развести антагонистические силы по периметру, поскольку запрет мог осложнить подготовку по предотвращению вероятных эксцессов и все равно был бы отменен судом ввиду отсутствия достаточных оснований для ограничения конституционных прав граждан на свободу собраний. Собственно, так и произошло.
Запрет проводить мероприятия 16 марта враз обнажил проблему, которая существует в Латвии с тех пор, как власть в столице контролирует прокремлёвский «Центр согласия» (официальный партнёр «Единой России», который пользуется тем, что в Риге латыши всё ещё составляют всего 42% жителей), а на общегосударственном уровне правит коалиция латышских партий, в которую входит и главный оппонент ЦС — Национальный альянс. «Угроза провокаций», похоже, стала лишь попыткой ЦЗ продемонстрировать свою значимость в политической жизни Латвии как внутри страны (после провала «языкового референдума», лично поддерживаемого мэром Риги Нилом Ушаковым, так и своему «старшему партнеру» за рубежом. Кремль традиционно болезненно реагирует на любые проявления отличающихся от российской моделей национальной памяти в постсоветских странах.
Незатянувшиеся раны
Проблема примирения участников и особенно потомков тех, кто воевал во время Второй мировой войны по разные стороны фронта, в современной Латвии во многом напоминает ситуацию в Украине. Разногласия разве что в том, что в этой прибалтийской стране обе даты — и 9 мая, и 16 марта — ныне не являются официальными праздниками и ветераны советской и немецкой армий не имеют никакого особого статуса и льгот. Официальная позиция латвийских властей заключается в том, что память о павших воинах, вынужденных воевать в составе армий двух одинаково преступных тоталитарных режимов: нацистского и большевистского, которые поочередно оккупировали в 1940-х Латвию, не должна быть почвой для политических спекуляций. Поэтому в стране ограничивались традиционными поминально-почётными мерами. Однако в этом году сказалась повышенная напряжённость в вопросах, связанных с основополагающими для идентичности латышей вещами, такими как, например, государственный язык и историческая преемственность, которая исчисляется со времён независимой Латвии 1920-1940-х годов, декларацию о возобновлении которой принял парламент страны в 1990-м.
На очередную кампанию российских и пророссийских СМИ по дискредитации воинов Латышского легиона, запрет памятных мероприятий 16 марта в столице неожиданно резко отреагировал президент страны Андрис Берзиньш. Его избрание в июне прошлого года произошло именно благодаря голосам пророссийского «Центра согласия», и во время осенней коалициады он до последнего отстаивал его привлечение в правительственную коалицию и органы власти. Однако после того, как лидер ЦЗ Нил Ушаков поддержал референдум о предоставлении русскому языку статуса второго государственного, Берзиньш выступил категорически против подобной инициативы как такой, которая представляет угрозу латышской идентичности, и даже угрожал подать в отставку, если статус латышского языка, как единственного государственного, будет взят под сомнение.
Глава государства публично раскритиковал тех, кто называет воинов Латышского легиона «военными преступниками» и «гвардией сил СС», отметив, что с Ваффен СС легион был связан чисто формально, и никто из его воинов никогда не был членом нацистской партии, что было обязательным признаком всех солдат этой организации. Легион никогда не участвовал в карательных операциях против гражданского населения и не воевал против западных союзников, а только против Красной армии, которая в 1940-м оккупировала Латвию. Наконец, согласно решению Нюрнбергского трибунала, военными преступниками не могут считаться те, кто был мобилизован принудительно, как это произошло с абсолютным большинством легионеров-латышей. А значит, по его мнению, воины Латышского легиона не могут нести ответственность за преступления нацистского режима. «Поднятый вокруг латышского легиона ажиотаж следует рассматривать как целенаправленную кампанию по шельмованию и унижению Латвии, что никак не связано с объективной оценкой фактов истории», — считает президент Латвии.
Сдерживая наступление с Востока
Официальная реакция России и ориентированных на нее организаций внутри страны свелась к очередной порции обвинений в сторону Латвии в реваншизме и реабилитации нацизма. Руководитель российской делегации в ПАСЕ Александр Починок сообщил, что готовится специальный доклад Ассамблеи по вопросам «проявлений фашизма и национализма», по результатам которой россияне будут лоббировать принятие резолюции о недопустимости «героизации фашизма, которая уже стала тенденцией в ряде стран Европы, Балтии и Латвии в частности». Латвийские пророссийские (так называемые антифашистские) организации гораздо откровеннее в своей реакции и прямо указывают, что если «фашизм» в странах Балтии основывается на антироссийских настроениях, то, по их логике, любая антироссийская сила автоматически может быть отнесена к категории «фашистской». Однако за безосновательные обвинения местных националистов в «фашизме» к латышскому суду недавно был привлечен Александр Мирский, латвийский русский и депутат Европарламента, известный радикальными пророссийскими взглядами.
На этом фоне разгорается еще одна показательная схватка между Москвой и Ригой на исторической почве. 2 марта председатель МИД Латвии Эдгар Ринкевич объявил персонами non grata директора фонда «Историческая память» Александра Дюкова и руководителя её исследовательских программ Владимира Симиндея, после того как эта организация провела в Москве провокационную выставку о «военных преступлениях латышских нацистских коллаборационистов». В Латвии последнее восприняли как фальсификацию и антилатвийскую пропаганду. Дюков, в частности, утверждал, что массовые депортации и репрессии латышей в советские времена «были закономерны». Причём МИД РФ вместо того, чтобы учесть аргументы официальной Риги, уже пригрозил введением аналогичных санкций против латвийских ученых, если запрет на въезд в Латвию российским историкам не будет снят.
В латвийском политикуме уже должен накопиться опыт, который позволил бы сделать вывод, что любые уступки российской стороне не являются для нее веским основанием для прекращения кампании по дискредитации латвийских усилий, направленных на десоветизацию: Латвия терпимо относится к установленному в центре Риги монументу советским воинам, которые положили начало 46-летней оккупации страны; было отменено празднование на официальном уровне Дня памяти легионеров; президент Вайра Вике-Фрейберга участвовала в официальных торжествах в Москве 9 мая 2005 года; Латвия отказалась от территории Абрене (ныне Пыталово Псковской области, до оккупации Латвии в 1940-м находилась в ее составе, но затем была аннексирована в пользу России). Однако этого мало для Кремля.
Националистический Национальный альянс уже подготовил для рассмотрения в правительственной коалиции законопроект об установлении статуса «Борца за свободу Латвии». Он предусматривает особый юридический статус, ежемесячные выплаты и особые награды для воинов-латышей, которые во время Второй мировой принимали участие в боях против советских войск. Кроме того, согласно документу, этот статус должны получить все бывшие воины регулярных воинских формирований, которые боролись «с целью не допустить повторной оккупации Латвии и геноцида латышского народа». Авторы законопроекта основываются на том, что таким образом можно восстановить историческую справедливость и хотя бы частично компенсировать людям десятилетия несправедливой дискриминации, которой они подверглись во время советской оккупации Латвии.
Две разные войны
Многие европейцы до сих пор не понимают, что Вторая мировая на Восточном фронте принципиально отличалась от Второй мировой войны на Западном. Ведь если на последнем речь шла о противостоянии демократии и общечеловеческих ценностей тоталитарной человеконенавистнической империи, то в Центрально-Восточной Европе происходило только её соревнование с другой такой же, если не хуже. Собственно, и сама западная демократия смогла в этом убедиться фактически сразу после победы над общим врагом. Поэтому когда сегодня многие в Европе поддаются апелляции Москвы о необходимости отстоять так называемые общие ценности, которые якобы защитили западные демократии и тоталитарный СССР во Второй мировой войне, то им следует задать себе вопрос о том, в чем эта «общность» заключалась? И самое главное, как её могли разглядеть жертвы большевистской агрессии на Востоке Европы? Ведь в 1939-1941 годах нацистская Германия и коммунистический СССР — ближайшие союзники, а Европа методично разделяется ими, и ни у кого не возникает сомнений, что Советский Союз является отнюдь не меньшим агрессором, чем Германия, о чём свидетельствует исключение СССР в декабре 1939 года из Лиги Наций.
Нынешняя кампания Кремля по дискредитации политики национальной памяти в странах Балтии и других государствах Восточной Европы связана, прежде всего, с тем, что коммунистическая идеология и практика до сих пор, в отличие от нацистской, должным образом не осуждена. Зато её сторонники и идейные наследники применяют мифологию «общей победоносной войны», следствием которой стало расширение границ коммунистической тоталитарной империи, как инструмент её реставрации в модифицированном виде. Европейцы должны для себя выяснить, есть ли у них в этом смысле «общие ценности» с пока что авторитарным режимом Путина и не приведёт ли фактическое подыгрывание его попыткам использовать сложные страницы истории в геополитической игре к расширению евразийского пространства за счёт Восточной Европы.
Источник — «Украïнський тиждень».
Перевод — ИноСМИ.