Каждый видит Польшу по-своему, испытывает к ней разные чувства — от недоверия до восхищения. Польша кажется россиянам тем дружественней, чем она свободнее… от России, пишет «Newsweek Polska».
Сергей Гречушкин живет в Польше уже 15 лет. Он приехал из Новосибирска как стипендиат Католического университета в Люблине. Время шло, и он даже не заметил, как пустил у нас корни: учёба, работа, язык, женщина, квартира, ребёнок. Сейчас он время от времени об этом жалеет, ему кажется, что настоящие деньги можно быстрее заработать в Москве или в Лондоне, чем в Варшаве. Сергей говорит: «Провинция». Он всё чаще чувствует себя одиноким: «Да, нас, русских, здесь мало». А мало их, как говорят, потому, что мы их не любим.
Певец и актёр Иван Комаренко оказался в Польше, когда ему было 16. Он видит и чувствует всё иначе: «Я хотел как можно быстрее стать поляком». Ассимилироваться, интегрироваться. Я искал новую семью, новое место на Земле, потому что во всех предыдущих меня не хотели». О России, о родном сибирском Рудногорске на Байкале он помнит лишь хаос разваливающейся империи и одичание нравов: «Неприятности были у меня не в Польше, а там, со стороны россиян, вроде бы соотечественников, — вспоминает он. — Разные неприятности, в том числе — на национальной почве. Ясное дело, какой я славянин: отец – грузин, дед – кореец, бабушка — эстонка».
Недоверие
«Иногда мне кажется, что русские для поляков – это какой-то другой тип людей», — говорит Владимир Кирьянов – российский журналист, уже четверть века живущий в Варшаве. «Звонит мне один польский репортёр. Он пишет текст о российских болельщиках, которые приедут на футбольный чемпионат, и спрашивает, о чём лучше не разговаривать с русскими, чтобы их не обидеть. У него были самые лучшие намерения, но боже мой, что за ерунда! А о чём не следует говорить со шведами? С испанцами, чехами, немцами?!» Кирьянов вот уже 20 лет издаёт в Польше газету для россиян. Как только на повестке дня появляется какая-то польско-российская проблема, он сразу начинает мелькать в СМИ. Он знает, что его называют адвокатом Кремля. Газета «Nasz Dziennik» окрестила его «ухом российского посольства». Кирьянов объясняет: «Если все, кого пригласили в студию, превращаются в прокуроров, то я, просто невольно, принимаю на себя роль адвоката».
Как шутит Кирьянов, живущим в Польше русским нужно выдавать молоко за вредность, как противоядие от того яда, который льётся из уст политиков и большой части СМИ. Оттого ли это, что Польша была особенно обижена? Но ведь советские танки раздавили Пражскую весну, а сейчас чехи сердечно привечают у себя россиян. Красная армия дважды брала Будапешт, а там на каждом шагу в кафе можно услышать русскую речь. Кирьянов сравнивает поляков и русских с расставшимися возлюбленными: «Они связаны противоречивыми чувствами, клубком взаимных предубеждений, чувств, любви и ненависти. Они воспринимают друг друга отчасти как разведённые супруги — вроде бы и радуются расставанию, но не могут забыть друг о друге, поэтому продолжают делать друг другу гадости и припоминать разные вещи». По мнению Кирьянова, выход один: выключить телевизор и радио. Всё неприятное сразу же исчезнет: «За те 25 лет, что я живу в Польше, я не могу припомнить ни единого случая, чтобы кто-то на улице, на каком-то мероприятии или в обычном общении сознательно оскорбил бы меня потому, что я русский».
Хотя у Кирьянова остаётся российское гражданство и квартира в Москве, его российские знакомые шутят о том, что он совершенно «полонизировался». Как только в России начинается дискуссия о польско-российских проблемах, он защищает поляков, поэтому в Москве его называют адвокатом Варшавы.
Одиночество
Сёстры Лии Новиковой любили рассказывать о ней забавные истории. Например: «Лия, когда была ещё совсем маленькой, говорила, что уедет из Советского Союза и будет жить в Венеции, во дворце. Люди крутили пальцем у виска, а мы говорили: "Извините, у сестры высокая температура, она бредит"». Лия не поселилась в Венеции, но из СССР вырвалась. В начале 60-х, будучи совсем юной выпускницей-искусствоведом, она вышла замуж за поляка, который учился в МГУ. Отъезд был, скорее, бегством, потому что молодой парой заинтересовались власти, милиция и даже КГБ.
В Варшаве Лия стала любимицей профессора Станислава Лоренца (Stanisław Lorenc) и сделала карьеру историка искусств в Национальном музее. В письмах к сёстрам были фотографии улыбающихся счастливых людей: толчея у столиков сопотского клуба SPATIF, танцы в варшавском Мариенштате, пляжи на реке Свидер, наряды из магазина «Польская мода». Сёстры ею гордились. Неприятных моментов никто не фотографирует. На плёнке не отразишь слов, от которых было больно. «Поглядите-ка, директор продвигает русскую, будто в музее нет поляков!»
Лия Новикова не жаловалась, она понимала и оправдывала каждый неприятный эпизод, с которым сталкивалась в Польше. Когда её сын возвращался с каникул от русской бабушки и бежал через зал прилётов к отцу с криком «Папа, папа, здравствуй!», Лия стояла рядом с мужем. Он видела его лицо, он стыдился этого «папа». Они никогда потом не вспоминали об этом эпизоде, но Лия знала, что мужу хотелось провалиться под землю. Шёл 1976, милиция подавила забастовки в Радоме и Урсусе. В то лето многие люди переживали гнев и обиду. В том числе — и в аэропорту.
На вечеринках подвыпившие знакомые спорили с Лией о политике и истории. С каждой рюмкой они становились всё большими патриотами, и каждый вечер заканчивали одним и тем же: только полякам удалось покорить Москву, и что вообще – от моря до моря. Лия не злилась, ей было их жаль, она понимала: им нужно где-то выпустить пар. Они были журналистами газеты «Trybuna Ludu».
После забастовки на верфи она, не раздумывая, записалась в «Солидарность». Хотя подружка прошипела: «Зачем это тебе? Это — наша организация». «Я была, пожалуй, единственной русской в "Солидарности"», — вспоминает сейчас Лия Новикова. Перемены после «Круглого стола» (переговоры между правительством и оппозицией, начавшиеся 6 февраля 1989 г. — Прим. пер.) принесли облегчение. Составы с танками и офицерами вскоре отправились обратно на восток. Можно было не подлизываться к империи, каждый говорил, что хотел. Так — лучше, даже если иногда бывает больно.
Сейчас Лия – очень одинокая женщина. Её сестры умерли, вместо писем всё чаще приходится читать номера участков на кладбище. Где-то там, на бескрайних просторах России и других осколков СССР. «Польские знакомые? Друзья? Нет, это были знакомства, которые не выдержали проверки временем. А, может быть, у меня и вовсе не было друзей?», — задумывается она.
Свою историю Лия Новикова рассказывает по-польски, её приходится долго уговаривать перейти на русский. Она говорит с сильным, жёстким акцентом и делает длинные паузы, подбирая давно забытые слова.
Партнёрство
Артём Бологов хотел бы что-нибудь сказать о Смоленской катастрофе. Ведь он, польский гражданин, потерял в тот день президента. Одновременно, как русский, он сожалеет, что самолёт разбился на его родной земле, а вдобавок на том месте, где уже проливалась польская кровь.
Артём силён в гладких заявлениях и захватывающих речах, он уже не раз высказывался на тему Смоленска: успокаивал, примирял. Бологова можно назвать официальным лицом: он является основателем и руководителем организации русского меньшинства «Малая Россия» в городе Ольштын. Он приехал в Польшу в 1993-м вместе с большой волной соотечественников. Поезд Москва – Брест выглядел как эшелоны времён гражданской войны: люди, залезающие в окна, мешки с товаром на крыше, давка, визг, слёзы и ругань. Артём торговал, чем придётся. «Я был спекулянтом», — говорит он. Сначала, как большинство, он продавал барахло на рынке, а потом увеличил масштаб, перейдя на дерево и сельскохозяйственную продукцию. Кто-то уехал, а он остался. Сейчас он является совладельцем агентства по продаже недвижимости и крупной рекламной фирмы.
Судьбы русских в Польше Артём видит с двух точек зрения. Во-первых, с позиции своих 36-ти лет и того, что он живёт уже в свободной Польше, разъединённой с Россией; а во-вторых, помня о местечке, в котором поселился: Ольштын и Варминско-Мазурское воеводство. «Моё место – на этой земле. Общество у нас тут многонациональное, толерантное. Есть люди с украинскими, татарскими, литовскими, белорусскими корнями», — говорит он и перечисляет: «Сотрудничество с органами самоуправления складывается отлично, с воеводой – превосходно, доступ к различным грантам – широкий. Мы устроили фестиваль российского кино — полный зал, музыкальный фестиваль – толпы, кулинарный пикник – успех. Наша Малая Россия – это, действительно, кусочек России в Польше».
Восхищение
Саша, Александра Красовская, вспоминает русскую пословицу: «Курица – не птица, Польша – не заграница». Когда-то она вообще думала, что Польша – это одна из отдалённых западных советских республик, как Латвия. В 2008 году сестра уговорила её в эту Польшу съездить. Первые впечатления от Варшавы: удивление. На каждой остановке висит расписание! И не просто висит, а автобусы, действительно, приезжают, как по-писаному. Ого! А потом, в автобусе, совсем другой мир: если кто-то кого-то толкнул, сразу извиняется, хочет пройти к выходу – извиняется. Саша говорит: «У нас, если кто-то кого-то пихнет, то ещё заодно и облает».
В Варшаве она нашла свою любовь, вышла замуж. Польские парни — такие деликатные, культурные: и помогут женщине, и цветы подарят, когда нужно. Саша говорит: «У нас все парни испорченные: если не израненные физически после Афганистана или Чечни, то пьяницы или насильники». Саша приняла католичество. Католицизм такой современный, такой западный! Он даёт свободу верующим. «У нас православие. В церковь даже нельзя войти с непокрытой головой. Когда я раз попыталась, все старушки злобно на меня смотрели, будто бы хотели проклясть», — рассказывает Саша.
Она знает, что хочет провести в Польше всю оставшуюся жизнь. Здесь можно и заработать, и отдохнуть от работы. «У нас — безработица, а если кто-то работает, то или за копейки или с утра до ночи. Если бы ещё было можно купаться в Висле, Варшава была бы раем на земле, а так – река грязная, пляжа нет. У нас в Самаре во всём городе есть места для купания. А Волга широкая, и течение будто поёт», — говорит Саша. Но это, в конце концов, всего лишь река. Река не скажет тебе в автобусе «извините».
Источник — «Newsweek Polska».
Перевод — ИноСМИ.