Переименование Калининграда станет ярчайшим свидетельством губительной вестернизации России на региональном уровне

Такое мнение информационно-аналитическому порталу «NewsBalt» высказал политический аналитик Центра консервативных исследований МГУ Владислав Гулевич.

Польские СМИ во вторник вечером, 20 сентября, сообщили о заявлении губернатора Калининградской области Николая Цуканова по поводу возможного переименования Калининграда. С вопросом о переименовании Калининграда к губернатору обратился депутат Европарламента Вернер Шульц. Главный аргумент Шульца — почему город назван в честь человека, который является соратником Сталина. Аргумент, скажем откровенно, имеет идеологическую, а не практическую подоплёку.

Евродепутата Шульца не беспокоит топонимика Великобритании или США, где многие города и графства носят имена отъявленных англосаксонских колонизаторов, нещадно обращавшихся с цветным населением колоний или с собственным английским крестьянством. Думается, за вниманием Шульца к Калининграду стоят соображения геополитического порядка. К тому же, Шульц достаточно активен на другом направлении – подвергает обструкции режим белорусского лидера Александра Лукашенко, убрать в сторону которого коллективный Запад уже мечтает давно. Это ещё раз показывает, что слова Шульца следует воспринимать в их скрытом, геополитическом преломлении.

Очень важно понимать, куда клонит господин Шульц и те, кто с ним соглашается. Калининград (пока ещё) – географическое пространство, находящееся под юрисдикцией Российской Федерации. Об этом говорит, в т.ч., и название города. Прежнее имя – Кёнигсберг – своим смыслом относило нас к немецкой власти и немецкому владычеству. Пространство никогда не является простой совокупностью квадратных километров. Пространство осмысляется человеком (чаще всего, подсознательно) точно так же, как им осмысляются слова и поступки.

Кёнигсберг осмысляется как немецкий город. Калининград – как город русский. Слова главы администрации Калининграда Феликса Лапина, произнесённые им в 2009 года, на тему возвращения городам исторических имен, («считаю, была бы гордость от того, что да, Кёнигсберг — это российский город, в составе Российской Федерации») несут в себе откровенно подрывной заряд. Кёнигсберг ментально никогда не будет российским городом.

Сравнения с Санкт-Петербургом здесь неуместны, поскольку Петербург был когда-то столицей Российской империи, её политическим «мозгом», в то время как Калининград – полуэксклав, отдалённый от остальной России. Пространственно-политическая связь между Санкт-Петербургом и остальной Россией, и между Калининградом и остальной Россией не равнозначна. Необходимо также помнить, что перенос столицы в Санкт-Петербург из Москвы принёс нам не только плюсы, но и минусы. Особенно детально на этом останавливались представители евразийского течения в 1920-х годов. Санкт-Петербург как столица всегда ориентировался на Запад. При Петре I произошла не только модернизация России (что хорошо), но и её вестернизация (что очень плохо). Русская культура, русское богословие, русские традиции подверглись ужасной идеологической ломке. Евразийцы оценивали этот период в истории России как «романо-германское иго»: Россия модернизировалась технически, но в религиозно-культурном плане испытывала неимоверное латинско-протестантское давление. Для евразийцев наследие Петра – это рывок вперёд в технике, и откат назад в традиции и культуре.

Для Калининграда, окруженного государствами, где католичество и протестантизм являются господствующими конфессиями, это актуально вдвойне. Сегодня Китай провозглашает курс на модернизацию без вестернизации. Переименование Калининграда будет ярчайшим свидетельством губительной вестернизации России на региональном уровне. То, что и в Литве, и в Польше, и в европарламентской среде, и в самой России ведутся разговоры именно о переименовании Калининграда – не простое совпадение. То, что оторвано наполовину (полуэксклав), легче оторвать окончательно.

Французский философ Анри Лефевр выдвинул в своё время теорию спатиализации (от лат. spatio – пространство). У Лефевра пространство – социальный продукт, который производится и воспроизводится человеком. Материальная культура и социальная активность граждан выражается в пространстве, которое наполняется соответствующими кодами, знаками и символами. Символом чего будет Кёнигсберг? Намёк на принадлежность к чему будет закодирован в его названии? На ментальном уровне он будет восприниматься самими же россиянами как нечто чужое, или, по крайней мере, не совсем своё. Сравнивать название «Кёнигсберг» с городами Тольятти и Энгельс неправомочно в силу уже упомянутого географического фактора. Два последних города расположены внутри российской континентальной массы и окружены морем русских и российских символов.

После развала СССР нацэлита постсоветских республик принялась за ревностное переименование городов и улиц, чьё название содержало намёк на геополитическую ориентацию на Россию. Началась настоящая эпидемия переименования улиц и географических объектов. Кое-где эта эпидемия продолжается до сих пор. Грузия просит называть её на английский манер Джорджией (хотя по-грузински Грузия – Сакартвело). Украина внесла исправления даже в транскрипционное написание Киева. Теперь Киев по-английски – это уже не Kiev, как было всегда, а Kyyv, т.к. именно этот вариант ближе всего к украинскому произношению. Важно понимать, что топонимика – механизм моделирования географических образов. Она отражает внутренний смысл, заложенный в названиях, служит подсознательной системой политических координат, подспудным политико-пространственным ориентиром. Так зачем местной элите подражать грузинской и украинской нацэлите?

Калининград – это, прежде всего, географический образ, наполненный политическим смыслом. И только во вторую очередь это просто название города. Сторонний наблюдатель, находящийся на западе, в Европе, и такой же наблюдатель, находящийся на востоке, в России, прочтёт в слове «Кёнигсберг» подсознательное послание с нерусским контекстом. Для подсознания западного обывателя это будет полшага к признанию неправомочности российской юрисдикции над городом. Для подсознания восточного обывателя это будет полшага к признанию правомочности сближения полуэксклава с Европой, а не Россией.

Американский дипломат Стивен Манн говорил, что язык – это война, только другими средствами. Топонимика – неотъемлемая часть языковой культуры. Когда велись официальные пересуды о возвращении немецкого названия местности на севере Калининградской области — Тильзитский район (от города Тильзит, ныне г. Советск), это был акт подрыва монополии русской языковой культуры в стратегически важном регионе, каковым является Калининградская область.

Немецкий философ Эдмунд Гуссерль в своей теории знаков имена собственные относил к выражениям, т.е. осмысленным знакам. Калининград – знак-выражение осмысленного физического присутствия России в регионе. Смена названий и имён – это война смыслов. Россия – континентальная держава, поэтому в её топонимике необходимо придерживаться соответствующей направленности, не множа названия, семантически нагруженные противоположным, не российским, смыслом.