В Латвии подошло к своему логическому завершению, пожалуй, самое значимое событие 2011 года в политической жизни страны — формирование нового правительства. Если взглянуть на данную ситуацию немного шире, то видно, что это являет собой, по сути, апогей более важного процесса — передела властного пирога Латвийской республики, начало которому положил Валдис Затлерс на излёте его президентского срока.
Зачин
28 мая этого года, в конце своего президентского срока, Затлерс инициировал роспуск парламента под предлогом борьбы с олигархами, тем самым фактически положив начало личной предвыборной кампании. По его же словам, он ожидал, что переизбрание его на высший государственный пост имеет мало шансов на успех. Поэтому вполне разумно предположить, что уже посредством роспуска сейма Затлерс начал прокладывать альтернативную дорогу в своё политическое будущее.
Основными столпами, на которых стала покоится идеология созданной незадолго до парламентских выборов партии Затлерса, стала модная ныне в Латвии тема борьбы с олигархами и проблема национального единства, ставшая уже притчей во языцех для этой страны. Всё это в совокупности с определённой популярностью непосредственно самого лидера Партии реформ Затлерса достаточно уверенно привело в парламент новую политическую силу, а экс-президента вернуло во власть. Это с одной стороны. С другой же стороны, результатом вышеобозначенных событий стало ослабление некогда самого популярного «Единства» на целых 13 депутатских мест и одновременно с этим некоторое усиление прорусских сил. Всё это позволило предполагать, что изменение количественного баланса в парламенте повлечёт за собой качественное изменение в правительстве.
Кульминация
Что же мы увидели затем? На протяжении нескольких недель, пока шли переговоры о коалиции, в Латвии фактически решался вопрос о мягкой корректировке политической парадигмы, возникшей ещё около 20 лет назад. В основу изменений должно было лечь прекращение, для начала хотя бы временное, 20-летнего спора об оккупации. Инициатива эта, как известно исходила от «Центра согласия» и, по всей видимости, должна была служить сугубо прагматическим целям объединения: не поднимать на политическом уровне вопроса, при обсуждении которого «Центр согласия» заведомо оставался бы в меньшинстве. Однако уже с первых дней переговоров о коалиции стало ясно, что ставка соглашенцев на мораторий по вопросам оккупации не сыграла. Партии достаточно быстро, в течение нескольких дней, нашли консенсус в социально-экономических вопросах и в центре внимания оказалась опять идеология.
ЦС оказался перед выбором: либо до конца отстаивать свою политическую индивидуальность, в том числе по историческим вопросам, и тогда прямой путь в оппозицию, либо выполнить ультиматум правоконсерваторов по вопросу оккупации, который был предъявлен «Центру согласия» ещё во время предвыборной кампании. Соглашенцы рискнули пойти срединным путём — искать компромиссы. Ещё в начале августа глава парламентской фракции «ЦС» Валерий Агешин мог гордо заявить по отношению к претензиям Затлерса: «За исключением своих избирателей, мы никому ничего не собираемся доказывать, поэтому никаких ультиматумов принимать не будем. Тем более потому, что диктовать свои условия может только победитель выборов». Когда же выборы прошли, а «Центр согласия» стал этим победителем, из уст лидеров объединения стали звучать всё более и более уклончивые и обтекаемые формулировки. Сначала один из лидеров соглашенцев на переговорах с ПРЗ отметил, что ни ЦС, ни он лично не могут ни признавать, ни не признавать событий 1940 года, а аллергии на слова «аннексия», «инкорпорация» и «оккупация» у партии нет. Затем у «Центра согласия» появилась короткая, но мало кому понятная идеологема: «Оккупация Латвии была, но оккупантов в Латвии нет».
Но эти уступки не повлияли особым образом на формирование коалиции. Маятник в виде правоцентристского союза ПРЗ и «Единства», качавшийся на протяжении трёх недель из стороны в сторону, остановился в своей крайней правой точке — в коалиции Национальное объединение.
Итог
Итогом стала, оттачиваемая в Латвии с начала 2000-х годов, схема блокирования левых или прорусских политических сил, которые получали в сейме одно из наиболее значительных представительств, правоконсервативным большинством остальных членов парламента. Так было, к примеру, в 2002 году, когда ЗаПЧЕЛ стали вторыми с отрывом в одно депутатское кресло от победителя. Так случилось и сейчас. Посмотрим, что при этом осталось в сухом остатке у каждой из партий.
Национальное объединение выполнило практически сверхзадачу: получив почти меньше всех мест в сейме, попали в правительство, причём почти без всякого соглашательства и компромиссов. Разве что в конечный вариант правительственной декларации они не смогли внести все свои идеи, а «старшие братья» по коалиции обещают присматривать за поведением нацобъединения в кабмине.
Занявшее третье место «Единство» получило большинство министерских кресел. При этом они также имеют возможность отчитаться перед своим правоконсервативным электоратом и по идеологической составляющей программы, жестко критикуя на правах хозяина положения ЦС. Так, к примеру, Солвита Аболтиня в интервью газете Neatkarīgā заявила, что «если нет уверенности в том, что мы сможем защитить наши национальные ценности, то мы не должны приглашать ЦС в правительство».
Партии реформ Затлерса фактически тоже удалось, проводя переговоры о коалиции, не отступиться от своих идей. Руководство партии заняло удобную позицию: получив ореол жертвы обстоятельств, им удалось хотя бы формально, на словах, остаться приверженцами своей идеи о единстве нации и при этом не пустить опасного конкурента в правительство. Вся же ответственность за отказ «Центру согласия» легла на «Единство», для которого, как отмечалось выше, это не несет никаких имиджевых издержек. Суть позиции своей партии достаточно емко выразил член правления ПРЗ Виктор Макаров, заявив: «Если бы мы остались в оппозиции с «ЦС», то в коалицию вошло бы то же самое национальное объединение и вдобавок к нему СЗК. Мы считаем такой вариант правительства худшим для государства. И мы уступили «Единству». У нас фактически в руках контрольный пакет по всем межэтническим вопросам, а это значит, что мы не только ограничим инициативы нацобъединения, но и будем осуществлять свою программу сплочения общества».
Если же говорит о самом «Центре согласия», то они в результате своих политических маневров лишь проиграли. С одной стороны, своими заявлениями об оккупации они в значительной степени себя скомпрометировали в глазах русскоязычного электората, да и в целом проявили отсутствие твердости в своих идейных позициях. С другой стороны, в правительство попасть им так и не позволили. И призывы писать письма президенту скорее всего окажутся лишь попыткой погромче хлопнуть дверью, уходя в оппозицию.
Эпилог
Логика политической игры такова, что «Единству» и ПРЗ родственным идейно и оказавшимся в силу обстоятельств главной политической силой в новом парламенте было, очевидно, выгоднее выбрать из двух зол — «Visu Latvijai!»-«ТБ»/ДННЛ и «Центр согласия» — меньшую. И вопросы идеологии, оккупации здесь выступают уже больше в роли повода. В данном случае меньшая из зол та, которая наименее влиятельная. Как известно, нацобъединение получило в новом правительстве лишь два места, а ПРЗ с «Единством» — по 5. Конечно же, победителей парламентских выборов таким решением было бы удовлетворить невозможно.
Об отношениях новой (если, конечно, её так можно назвать) власти с Россией разговор пошёл с первых же дней работы правительства, хотя каких-то изменений здесь ждать не приходится. На встрече российского посла в Латвии с новым министром иностранных дел Ринкевичем была выражена уверенность сторон, что отношения между странами продолжатся в том же духе. Это и не удивительно, если учесть, что кресло главы латвийской дипломатии досталось члену партии экс-президента. Кроме того, Эдгарс Ринкевич уже успел отметить, что главное между Латвией и Россией сейчас — «поддерживать диалог, формировать положительную атмосферу в наших отношениях». В нынешних условиях, пожалуй, и готовность к диалогу можно воспринять в качестве позитивного сигнала, который исходит далеко не от каждой прибалтийской республики. На ум здесь приходит реакция некоторых представителей экспертного сообщества Прибалтики на дискуссию, которая развернулась в России и ряде бывших советских республик в связи идеями создания Евразийского союза.
В прибалтийских республиках, уже являющимися участниками объединения в рамках Евросоюза, все же с явной истерией воспринимают параллельные интеграционные процессы на постсоветском пространстве. Так во время недавно прошедшего телемоста Вильнюс-Москва, на котором обсуждались проблемы поддержки единого гуманитарного образовательного пространства Прибалтики и России, в качестве примера идеи взаимовыгодной интеграции, нацеленной в первую очередь на страны постсоветского пространства, был приведен проект Евразийского союза. Однако даже такое упоминание было воспринято некоторыми представителями экспертного сообщества Литвы не иначе как открытый призыв ко вступлению в это объединение и попытка «дестабилизировать ситуацию в странах Балтии и найти силы, которые могли бы зацепиться за такое предложение».
Казалось бы подобные фобии властных прибалтийских элит сейчас уже не имеют под собой оснований и базирование на них национальной политики контрпродуктивно. Однако уходящий год, который можно назвать годом выборов в Латвии, показал что они по-прежнему давлеют над политической жизнью этих стран. В результате процесса, стартовавшего почти полгода назад, у Латвии появился шанс скорректировать свой политический курс в сторону большей прагматичности, выйдя за идеологические рамки, ставшие уже очевидным препятствием на пути развития государства. Однако в результате латвийцы получили лишь банальный передел власти в рамках старой парадигмы. Во главе государства остались те же правоцентристские силы с одним лишь отличием: их теперь представляют две идейно близкие партии, между которыми периодически все же возникают трения. К тому же в существующей политической системе свой политический вес по большому счёту удалось сохранить и Валдису Затлерсу, с действий которого все эти события и начались.