Польша, как самый близкий и самый проблемный сосед Российской Федерации, по-прежнему заслуживает того, чтобы быть объектом внимания со стороны российского экспертного сообщества, особенно с учётом введения малого приграничного движения между Калининградской областью и соседними польскими воеводствами, и наметившимся сближением Варшавы с Берлином. Оба события имеют принципиальное значение, как для польско-российских, так и российско-немецких отношений.
Высказывания главы польского МИД Радослава Сикорского о готовности Варшавы пожертвовать некоторой долей своего суверенитета в пользу Германии, которую Польша хотела бы видеть в роли главенствующей силы объединённой Европы, уже вызвали шквал критики со стороны оппозиции в лице однопартийцев Ярослава Качинского – председателя национал-клерикальной партии «Право и справедливость» («ПиС»). Патриотическая риторика, к которой прибегли Качинский и его единомышленники для критики правительства Дональда Туска, который возглавляет партию «Гражданская платформа» («ГП»), главного конкурента «ПиС», говорит о нехватке аргументов. Подвергнуть разгромной критике экономическую политику властей не всегда удаётся, т.к. в сравнении с другими странами ЕС Польша относительно стойко выносит все тягости финансового кризиса.
Варшава продолжит курс на сближение с Берлином, поскольку иного полюса силы, союз с которым принёс бы полякам внушительные выгоды, в ЕС нет. Традиционно Польша всегда в качестве внешнеполитического ориентира выбирала католическую Францию, однако сейчас ставки сделаны на Германию, как более мощный «двигатель» ЕС. Союз с Германией позволит Польше, во-первых, участвовать в формировании общеевропейской восточной политики; во-вторых, выступать посредником между постсоветскими республиками и Европой; в-третьих, укрепить собственные позиции в Брюсселе, опять же, благодаря чуть ли не равному с Германией, участию в европейских делах; в-четвёртых, надеяться на то, что немцы примут во внимание в ходе своих экономических сделок с Россией обеспокоенность поляков игрой Берлина и Москвы через голову Варшавы, что позволит последней быть негласным третьим в немецко-российском диалоге.
Уже сейчас демократическая риторика Варшавы и Берлина в отношении Белоруссии и положения оппозиционного лагеря на Украине практически полностью совпадает. Единственные расхождения – Польша, в отличие от Германии, выступает за более активное вовлечение Киева в евроинтеграционные процессы, поскольку вопрос национальной безопасности польского государства без учёта Украины не решается в силу географического фактора. Поэтому Варшава и далее будет стремиться расширить своё культурно-политическое присутствие на Украине. Уже заявлено об учреждении Партии поляков Украины, которая, вероятно, будет стараться найти собственную нишу на украинской политической сцене.
Польшей однозначно будут предприниматься попытки реанимации программы Восточного партнёрства, но из-за скудной ресурсной базы ею будут охвачены, преимущественно, Белоруссия, Украина и Молдавия.
Диаспоральная политика Варшавы тоже не претерпит изменений, поскольку основные механизмы взаимодействия Полонии с МИД Польши уже выработаны и многократно опробованы, особенно, на примере Белоруссии, где оппозиция имеет явно польский оттенок. Минск уже приспособился к ситуации и частично нейтрализует деятельность антиправительственных польских организаций, в т.ч. учреждая польские организации, лояльные официальным властям. Варшава через белорусскую оппозицию добивается лишь мелких побед. Для более эффективного давления на Минск Польша с её нехваткой информационных и политических ресурсов нуждается в поддержке более мощного союзника. Таким союзником выступит Германия. Естественной эволюцией польско-германского союза было бы закрепление за Германией статуса «европейской сверхдержавы», вокруг которой консолидировались бы окружающие национальные государства, особенно восточноевропейские. В таком случае готовность Варшавы выступить младшим партнёром Берлина в этом геополитическом предприятии – вполне дальновидный шаг. Тем более если учесть зависимость польской экономики от состояния здоровья еврозоны.
Однако польско-немецкие отношения не лишены налёта конфликтности. Правительство Туска сделало много, но не достаточно, чтобы политический прагматизм поставить выше политики исторической памяти (или злопамятности). Рецидивы «исторической политики» будут появляться регулярно. Ни один польский политики не решиться подвергнуть такую политику обструкции, т.к. это означало бы коренную ломку и глубинную трансформацию польского национального сознания. Польша, пытаясь заручиться поддержкой Германии, постарается ограничить проявления исторического рессентимента в отношении немцев сферой истории. Перенос обид «из истории в политику» — это будет инструментарий оппозиции для консолидации своего электората. Крупные международные игроки воспринимают Польшу серьёзней, если она выступает в группе с единомышленниками, поэтому наблюдается политико-идейная конвергенция между Варшавой и другими восточноевропейскими столицами, прежде всего, Бухарестом и Будапештом.
Сближение Польши и Румынии ознаменовало подписание Соглашения о стратегическом партнёрстве в 2009 г., в соответствии с которым Бухарест и Варшава условились координировать свою восточную политику, в частности, на украинском и молдавском направлении. Будучи вторым по размерам государством Центрально-Восточной Европы, Румыния имеет всего 14 голосов в Совете Европы и представлена в Европарламенте 33 делегатами. Бухаресту в условиях кризиса поддержка Польши, имеющей 27 голосов в Совете Европы и делегировавшей 50 представителей в Европарламент, крайне важна. Успех тактики малых инвестиционных проектов, которые осуществляет Бухарест в Молдавии и на Украине, в значительной степени зависит от Польши, как адвоката Румынии перед европейским сообществом. Варшава, поддерживая Бухарест в «приднестровском» вопросе, получает взамен поддержку Бухареста в польско-украинском диалоге.
Венгрия – давний стратегический партнёр Польши, что обусловлено историческими обстоятельствами. Сегодня Будапешт оказывает значительное влияние на политику Вишеградской четвёрки, а путь в объединённую Европу для балканских государств лежит через Будапешт. Кроме того, Венгрия – главный инициатор одобренной Брюсселем Дунайской стратегии.
Главной проблемой восточной политики Варшавы будут попытки создания Кремлём конкурентной модели общественно-политического устройства, привлекательной для постсоветских республик, в т.ч. среднеазиатских. Принцип «суверенной демократии» признаётся за дурной пример окружающим, поскольку может отбить у них охоту интегрироваться на Запад. В силу этого неизбежна ориентация Варшавы на Вашингтон – их взгляд на усиление России совпадает.
Резюмируя:
— в ситуации «Европы двух скоростей» Польша будет стараться в той Европе, которая «быстрее», чем и обусловлена ориентация на Германию;
— в рамках своей восточной политики относительно Минска, Киева, Кишинёва и проблемы урегулирования молдавско-приднестровского конфликта Варшава будет идти в фарватере политики ЕС, где, кроме Брюсселя, Берлин будет служить вспомогательной опорой;
— в отношениях с Россией правительство Туска будет избегать неловких движений, параллельно заручившись поддержкой США в своих опасениях чрезмерного возрождения российского влияния в масштабах СНГ;
— в республиках СНГ с традиционно многочисленной польской диаспорой (Украина, Белоруссия, отчасти Россия) ожидаетcя продолжение диаспоральной политики Варшавы в традиционном русле;
— государства Закавказья (Грузия, Армения, Азербайджан) останутся без польской опеки в рамках инициативы восточного партнёрства либо внимание к ним Варшавы будет носить эпизодический характер.
Также по теме: