Платон полагал, что государствами должны править философы, защищать его – воины, а создавать материальные богатства – ремесленный люд. Такую модель государства Платон считал идеальной. В наше время философа у руля государства встретишь нечасто. Философы, т.е. люди, могущие созерцать и генерировать идею, как правило, публике невидимы. Балаганная популярность им не нужна. Интеллектуальные занятия – удел меньшинства. Никогда философия не была модой для толпы.
В современной России наблюдается острая нехватка мыслящих по-русски философов. Вместо них коридоры власти заполонили искренние или деланные поклонники западной философии в её либеральном изводе. Падение советского лагеря ознаменовало твёрдую поступь либеральной идеологии, перешагнувшей государственные и культурно-ментальные рубежи держав и континентов. Постсоветские республики оказались в орбите глобализационных процессов, имеющих чёткую геополитическую направленность, а идеологемами, подкрепляющими курс на сближение с Западом, служат духовно-идеологические установки либерализма.
Важная деталь: национальная русская философия не только не расширила своих географических рубежей, но, напротив, скукожилась до государственных границ собственно бывшей РСФСР, и даже в этих границах претерпевает интеллектуальные атаки со стороны философов-либералов. Венцом творения западного либерализма в его державном и культурном измерении являются Соединённые Штаты Америки. Для обоснования либерального пути государственного развития, как безальтернативного, Вашингтон занимается «экспортом идей» в те страны, где либерализм не сложился и не прижился в силу исторических, культурных и иных обстоятельств. При финансовой поддержке США в России действуют не только «независимые наблюдатели», бегущие на очередные выборы с загодя припасённым вердиктом кто прав, и кто виноват, но и «ретрансляторы» западной философской мысли, например, российский филиал американского Института Катона. Карл Поуп, Людвиг фон Мизес, Айн Рэнд и другие столпы либерально-капиталистической мысли – таковы интеллектуальные персоналии, рекламируемые Институтом Катона. К слову, Айн Рэнд -урождённая Алиса Зиновьевна Розенбаум, уроженка дореволюционного Санкт-Петербурга. Её философия объективизма основана на принципах индивидуализма и т.н. разумного эгоизма, когда желание помочь бедным априори объявляется порочным, и является интеллектуальным обоснованием капиталистических ценностей. В книге «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд призывает богатых объединиться, чтобы сообща противостоять бедным. Богатый для Айн Рэнд значит – хороший и праведный. Бедный – злой грешник, наказанный Господом бедностью за свои прегрешения. «Атлант расправил плечи» — вторая после Библии книга, которая привела к переменам в жизни американских читателей. По состоянию на 2007 год суммарный тираж «Атланта» составил более 6,5 млн. экземпляров. По опросу Zogby International, проведённому в ноябре 2008 года, роман прочли 8,1 % взрослых американцев. Невозможно представить, чтобы в православной России второе место после Святого Писания занимала книга, воспевающая пресловутую гоббсианскую формулу «Человек человеку – волк».
Изучением её философского наследия занимается специально основанный для этого Институт Айн Рэнд, который развернул бурную просветительскую деятельность в США. На сайте Института говорится, что их задачей является распространение идей культурного возрождения для предотвращения антикапиталистических, антииндивидуалистических тенденций современности: «Лучшим полем битвы за наши идеи является сфера просвещения – институты и школы, где учащиеся и студенты знакомятся с идеями, которые влияют на всю их жизнь».
Теперь уместен вопрос: почему либеральная философия так вредна? Сразу отметим, что либеральная философская мысль имеет полное право на существование, но не имеет правомочия претендовать на высокомерную безапелляционность, правильность и интеллектуальную безгрешность. Западная мысль – это мысль только Запада с его конкретными историческими, экономическими, географическими условиями, не совпадающими с условиями и принципами развития других государств (которых большинство).
Здесь можно было бы углубиться в творчество французского социолога и антрополога Жильбера Дюрана и его теории имажинер (теорию воображения), но мы коснёмся её вкратце. По Ж. Дюрану, структура человеческого воображения делится на два типа, противоположных друг другу по своим основным характеристикам. Он обозначил их как «диурн» (т.е. «дневной» режим) и «ноктюрн» (т.е. «ночной» режим). «Диурнический» тип склонен рассматривать жизненные препятствия и даже само понятие смерти, как нечто, что следует преодолеть. «Диурн» — это стремление ввысь, желание быть первым, сопряжённая с героикой жизненная позиция. Если внимательнее присмотреться к некоторым странам и к той политике, которой они придерживаются, в ней можно заметить присутствие «диурна», отражающееся в их поступках и действиях, а также находящее своё выражение в культуре и традициях.
США относятся, несомненно, к режиму «диурна». Американские небоскрёбы, протыкающие своими верхушками американское небо, громадные американские автомобили, голливудские боевики, где главный герой обязательно взмывает вверх или падает в бездну, но с успехом из неё выбирается, – всё это признаки «диурнической» культуры и господства режима «диурна» в англосаксонской цивилизации. Когда «диурн» зашкаливает и не сдерживается культурными рамками, мы имеем дело с воинственным патриотизмом, граничащим с агрессивным национализмом и поведением «политического хулигана». Рассматривая режим «ноктюрна», мы видим нечто совершенно противоположное «диурну». Фольклорное творчество народов «ноктюрна» пестрит рассказами о подземельях, подземных царствах, пещерах, карликах, чертях, демонических сущностях и о маленьких безобразных людях. Сразу на ум приходит русская Баба Яга, избушка на курьих ножках, водяные и русалки с их подводным царством и т.д. «Диурн» — всегда активен и наступает (американская история это подтверждает). «Ноктюрн» — чаще всего обороняется. Трансляция либеральной мысли на Россию – попытка «диурна» подавить и политически преобразовать «ноктюрн». Понятие государства неотделимо от понятия пространственной протяжённости. Понятие пространства как количественной категории, т.е. простой совокупности километров, закрепилось в научном сообществе благодаря французскому мыслителю Рене Декарту, который ввёл философские понятия res cogitans (вещь мыслящая) и res extensa (вещь протяжённая). Именно в таких категориях мыслил Рене Декарт соотношение человека, как мыслящей вещи, и пространства, как вещи протяжённой. По Р. Декарту, человек видел перед собой некую пространственную протяжённость и воспринимал её сугубо количественно, как совокупность математических данных (общая площадь пространства, его длина и ширина). Европейская наука той эпохи отличалась крайним рационализмом, поэтому нет ничего удивительного в том, что Р. Декарт воспринимал отношение человека к пространству сквозь количественную оптику. Такой взгляд характерен для мировоззрения западного человека, подходящего ко всему, в т.ч. к географическому пространству, с позиции рационализма. Западный человек приходит, чтобы подчинить пространство себе, покорить его и переделать на свой лад. Если он видит перед собой гору — он хочет её свернуть. Если широкую реку — он хочет её осушить. Если безжизненную пустыню — он хочет её оживить. Иначе смотрят на это приверженцы трактовки пространства как категории качественной. В их понимании, человек приходит в пространство, чтобы слиться с ним в гармонии и стать единым целым. Здесь речь идёт об абсолютно противоположном восприятии самого понятия пространства и места человека в нём. Иными словами, пространство видится как нечто огромное и первичное, а человек как нечто маленькое и вторичное. В этом главная разница в восприятии жизненного пространства у западного и восточного человека. Европеец или американец мыслит себя как индивидуума, главного персонажа жизненной драмы, который пришёл в этот мир покорить его. Неспроста первые английские колонисты, прибывшие на североамериканский континент, говорили о Граде на холме, который они намеревались основать. Т.е. они видели своё предначертание в покорении пространства, в покорении горы, для чего требовалось воздвигнуть на ней град. Вся история Америки – это история Града на холме, кровавая история покорений и уничтожения того, что встаёт на пути процесса утверждения индивидуума (показательна судьба коренных народов Северной Америки).
Карл Густав Юнг, последователь Зигмунда Фрейда, был одним из основоположников глубинной психологии и выдвинул теорию существования т.н. коллективного бессознательного, которая с успехом нашла подтверждение на практике. По Карлу Густаву Юнгу, каждый народ, кроме рассудочного начала, обладает в глубинах своей психики некой нематериальной субстанцией, условно называемой коллективным бессознательным. Коллективное бессознательное – это хранилище мифов и архетипов, формировавшихся на протяжении всей истории народа под воздействием религиозных обрядов, фольклора, народных обычаев, традиций, и подспудно сидящих в глубинах народной психики. Насильственное насаждение чуждого рассудочного начала непременно входит в конфликт с коллективным бессознательным народа, что может в худшем случае, вылиться в череду постоянных конфликтов и трений, или же, как минимум, будет способствовать созданию нервозной и нестабильной ситуации во всей стране. Занесённое с Запада идеологическое оружие либерализма силится загнать русское коллективное бессознательное в подполье, заглушить его голос, начисто лишить возможности реализовать наличие глубинных народных архетипов в культурно-политическом русле.
И уже есть успехи. Наша власть предпочитает вести политико-общественный диалог в рамках метаязыка западной политики. Мы то и дело слышим «демократия», «права человека», «глобализация» и т.д. – идеологические клише, рождённые не у нас, но для нас. Например, глобализация часто воспринимается как объективный процесс политико-экономического развития мира. Упускается из виду, что этот процесс, даже при всей своей объективности, отражает интересы определённых держав, в первую очередь, США. Поэтому глобализацию необходимо рассматривать с применением социологического аппарата, поскольку это явление отражает внешнеполитические чаяния определённых обществ, во многом ассиметричных обществам республик бывшего СССР. Глобализация есть проекция западного, не русского восприятия времени и пространства на другие этнические сообщества (опять вспомним Р. Декарта). Отсюда травматический опыт России от столкновения с глобализационным экспансионизмом в постперестроечную эпоху, отторжение либеральной идеологии основной массой населения. Нарастающая критика глобализационных процессов, где в выигрыше оказывается тот, кто этим процессом управляет, затрагивает тактические моменты, но не касается стратегических аспектов этого явления. Идут диспуты о том, как наиболее безболезненно вписаться в постмодернистскую картину мира, но не о том, как при этом остаться самим собой в культурном и мировоззренческом плане. Рассуждают о том, как присовокупить российскую, русскую действительность к практическим положениям либеральной философии, без учёта наполненности русской народной жизни практической русской философией, вступающей в диссонанс с экономоцентричными взглядами Адама Смита, основоположника современной экономической теории.
Либералы свято верят в прогресс. Они не верят в ведьм и колдунов, но верят в прогресс, хотя в первое поверить есть больше оснований, чем во второе. Эрих Фромм приводит количество сражений европейских держав в Новое время. 1480-1499 – 9 битв, 1500-1599 – 87 битв, 1600-1699 – уже 239 сражений, 1700-1799 – 781 сражение,1900-1940 — уже 892 битвы! Количество сражений и трупов растёт пропорционально прогрессу человечества! Парадокс? Отнюдь, если учесть, что идол прогресса есть порождение рационализированного сознания. Поэтому критика теории прогресса есть априори критика глобализации как таковой. Поскольку глобализация имеет морально-географическое измерение, наполненное западным политическим смыслом, необходимо выдвигать эластичные контр-смыслы. Миром правят идеи, и на идеи нанизываются практические деяния, составляющие материализовавшиеся результаты подобной идеократии. Полноценно противостоять негативным последствиям глобализации можно только на философско-концептуальном уровне. Интеллектуально наследие Николая Данилевского («Россия и Европа»), Константина Леонтьева («Средний европеец как оружие массового разрушения»), Николая Страхова («О времени»), Георгия Флоровского («Пути русского богословия»), Льва Шестова («Апофеоз беспочвенности»), Николая Бердяева («Философия неравенства») могут служить оппозиционным инструментарием в сегодняшней войне идей и смыслов. Западная философия – индивидуалистично-изоляционистская, секулярная, атомическая. Русская философия – холистская, т.е. цельная, религиозная, коммюнотарная, т.е. общинная (если использовать термин Н. Бердяева). И непохожесть русской философской мысли на западную – залог нашего интеллектуального иммунитета (порядком подорванного за последние десятилетия упорной идейной борьбой). Наиболее остро в «философском лекарстве» нуждаются сегодня студенты элитных вузов и наша молодёжь – целевая аудитория западных НКО.
На Западе также в критических замечаниях в адрес глобализации нет недостатка. Пол Хэрст и Грэхэм Томпсон отмечают, что глобализация – не всеобщее, а избирательное благо. Оказывая, к примеру, позитивное воздействие на экономику тихоокеанских государств, глобализация наносит ощутимый урон экономике стран Южной Америки и Африки, воспроизводя имущественное неравенство в планетарном масштабе. Похожие мысли высказывает Хэрман Дэйлай, подчёркивая негативное воздействие глобализационных процессов на средний класс, который ввергается в бедность и на экономический суверенитет национальных государств, вынужденно подыгрывающих мощным международным игрокам. Глобализация продвигается за счёт поглощения национальных государств, как политико-административных единиц, делая понятие национального суверенитета оксюмороном. Ален де Бенуа подверг разгромной критике либеральную идеологию, в т.ч. за её попытки ограничить сферу Политического экономикой. Критические высказывания о негативных последствиях буржуазного либерализма явно прослеживаются в творчестве Фридриха Ницше, Мартина Хайдеггера, Жоржа Батая.
Положительный пример сохранения национально — ментального облика в рамках собственной национальной философии без ущерба политико-экономическому курсу страны дают нам Китай и Иран. Их антипод – Южная Корея, где протестантские проповедники и вещуны либерализма постепенно «выкорчёвывают» традиционный для корейцев буддизм, и где уже 30 % — протестанты и католики. Русский этнограф С. Широкогоров говорил, что если бы в США господствующей религией был буддизм, мы бы знали совсем другую Америку. Сегодня протестантские секты, финансируемые Вашингтоном, опутали всю Россию. Постепенно сбываются мечты Вудро Вильсона, мечтавшего в 1918 г. заполонить Россию армиями протестантских проповедников, которые должны были предуготовить приход американских солдат. Ведь протестантизм – предтеча капиталистического мировоззрения (см. М. Вебер «Протестантская этика и дух капитализма»).
Начало нынешних протестов российской оппозиции после выборов в Госдуму совпал с моментом публикации Институтом Катона инструктажа по технике гражданского сопротивления Джина Шарпа «От диктатуры к демократии», опробованного во время массовых беспорядков (пардон, революций) в Сербии, Грузии, Украине, Египте. Лишнее доказательство, что с либералами нам не по пути.