Считается, что поляки обладают неискоренимой антипатией ко всему русскому. Отчасти это правда. Даже помилованные или амнистированные участники польско-русских баталий и польских восстаний XVIII-XIX веков непременно принимались на местах за антироссийскую пропаганду. «Такой молодой, а уже поляк!», — так реагировал сибирский люд в XIX веке на появление молодых мужчин в заснеженной Сибири, которые отрекомендовались при знакомстве с местным населением поляками.
В русском сознании слова «поляк» и «мятежник» были синонимами. В те времена многие сотни поляков были отправлены в ссылку за антиправительственную деятельность. Некоторых из них помиловали, и, вместо Сибири, определили в харьковские учебные заведения, подальше от западных границ России. Но и там польская профессура продолжала исподволь внушать студенчеству идею о польском благородстве, украинском сепаратизме и русском варварстве. Сегодня Харьков иногда называют русскоязычной столицей украинского национализма. В самом деле, из всех городов, так близко расположенных у российской границы (всего 26 км!), именно в Харькове имеются пусть и пропорционально малочисленные, но агрессивные группки русскоязычных украинских национал-партикуляристов. Досужая молва утверждает, что это – отголоски пропагандистской работы польской интеллигенции XIX века.
Польский журналист Пётр Скверчински, рассматривая проблематику польско-российских взаимоотношений, признавал, что поляков устроит только Россия, сжавшаяся до размеров Садового кольца. Но даже тогда, уверял он, большинство поляков будут недовольны. И если русские совершат разом коллективное самоубийство, поляков бы это несказанно обрадовало, хотя они бы всё равно не упустили повода обозвать русских «варварами» за столь странный поступок. Поляки испытывают психологическую зависимость не столько от России, сколько от негативного образа России и русских.
Для них Россия – это объект психологического сравнения, чтобы, указав на него, можно было понять Польшу и поляков. Такое отношение обусловлено сложившимися культурными традициями, когда не столько Польша нужна русским, сколько Россия нужна полякам. О влиянии цивилизационно-культурологических установок на появление определённых психозов у жителей конкретной страны было подробно исследовано психологом датско-норвежского происхождения Карен Хорни, которая, эмигрировав в США, отметила особый культурный климат американского общества, где отношения между людьми и неврозы во многом отличаются от европейских. Заметьте, что ни у словаков, ни у румын, ни у венгров нет такой зацикленности на «русском вопросе», как у поляков, хоте эти народы живут на той же широте и долготе, что и поляки. Сейчас фору Польше пытаются дать только прибалты, упражняющиеся в нападках на Россию, и целенаправленно формирующие психологический образ России как врага.
Поляки были, и, во многом, остаются имперской нацией, но период расцвета польской империи остался в далёком прошлом. На их глазах возвысился их соперник – Россия, и многие поляки смогли реализовать свой имперский потенциал уже на российской службе. В польской историографии не принято много рассуждать о вкладе поляков в укрепление обороноспособности и величия России. Этой темы касаются вскользь, и всегда подчёркивают подневольный характер такой службы. Между тем вклад поляков, которые до 1917 года были вторым по численности народом империи, после русских, в дело российской государственности довольно значителен.
Первые поляки на службе российских царей появились ещё задолго до периода правления Ивана Грозного. При Грозном же их поток на Русь стал постепенно увеличиваться, и уже при Петре Великом особым доверием императора пользовался Юзеф Тауш – дипломат и военный. Рядом с Петром І Тауш прошёл сквозь многие битвы, а в 1709 году ему было дозволено наблюдать за ходом Полтавского сражения, в то время как послы других держав были удалены подальше из-за боязни шпионства. Но Тауш был не единственным поляком в окружении Петра. Вспомнить хотя бы Павла Ягужинского, начавшего с карьеры царского денщика и закончившего генерал-адъютантом, получившим от Петра I в вечное владение остров на реке Яуза близ Немецкой слободы в Москве.
Целая вереница русско-турецких войн в конце ХVIII – начале XIX вв. тоже не обошла стороной польское население империи. Польский дворянин Ефим Чаплиц был в штаб кн. Потёмкина (имевшего, кстати, тоже польское происхождение, ведь ещё его дед носил фамилию Потемпковски и говорил по-польски), участвовал в осаде Очакова, взятии Бендер, Измаила, Баку, Дербента. Более того, во время Варшавской революции 1794 года Чаплица отправили к полякам для заключения договора, но восставшие напали на Чаплица, он был контужен и захвачен в плен. Дослужившись до генерал-лейтенанта, Чаплиц прошёл через военную кампанию 1805 г., в 1807 г. в течение двух недель был комендантом Кёнигсберга, откуда отправил в Россию раненых в боях с французами солдат. В 1812 г. Чаплиц разбил отряд конной Литовской гвардии польского генерала Конопки, навёл ужас на всю Литву и разогнал все вновь сформировавшиеся литовские полки.
Таких, как Чаплиц, среди российских поляков было немало. Война 1812 года для поляков – момент трагического напряжения польского патриотического чувства, когда десятки тысяч поляков присоединились к «армии двунадесяти языков» для похода на Россию. И когда Наполеон в окружении свиты, где находились, в т.ч., и польские генералы, планировал очередное сражение, в русском генштабе им противостояли такие же поляки — генерал-фельдмаршал Михаил Каменский, генерал Михаил Каховский, генерал-лейтенант Игнатий Пржибышевский, генерал от кавалерии Адам Ожаровский, генерал от кавалерии Николай Раевский (тот самый, знаменитый Раевский, который шагал навстречу французским ядрам вместе со своими сыновьями-подростками, взяв их за руки).
Ещё большее количество поляков было среди младшего офицерского состава русской армии. Истории известны добровольцы-уланы Польского полка под командованием поручика Ксаверия Бискупского, которые партизанили вместе с русскими крестьянами, нападая на наполеоновских вояк, и поляки в составе казачьих формирований.
В 1841 году в Варшаве был торжественно открыт монумент в честь погибших польских офицеров, не нарушивших своей верноподданнической клятвы Русскому государю: графу Станиславу Потоцкому, генералам Юзефу Новицкому, Томасу Сементковскому, Станиславу Требицкому, Игнатию Блюмеру, Морису Хауке и полковнику Филиппу Мечисцевскому. По повелению Николая I надпись на монументе гласила: «Полякам, погибшим в 1830 году за верность своему Монарху». Сейчас этого памятника не существует. Он был разрушен в 1917 году, потому что никак не вязался с официальной трактовкой польской истории, где «весь польский народ в едином порыве поднялся на борьбу с русскими угнетателями».
Кавказская война – очередной этап, когда поляки отличались на полях сражений. В Польше любят говорить только о поляках-дезертирах, присоединившихся к горцам для противостояния русским. Но жизнь не окрашена в ярко выраженные чёрно-белые тона, и как быть с поляками, воевавшими за русских? Типичный пример – Феликс Круковский. В 1840-х он участвует в усмирении чеченцев и в стычках с кабардинцами. В 1848 году Круковский был назначен наказным атаманом Кавказского линейного войска. Будучи католиком, Круковский каждое воскресенье вместе с казаками ходил в православную церковь. К сожалению, в одном из сражений Круковский получил тяжёлое ранение. Казак-ординарец (русский) бросился ему на помощь. Круковский приказал ординарцу спасаться самому, но казак ослушался и был изрублен шашками вместе со своим командиром. Примечательна также история целого польского пленённого отряда, получившего свободу из рук горцев (те подумали, что освобождённые поляки, да ещё с оружием в руках, тут же бросятся партизанить и расстреливать русских солдат). Но отряд в полном составе вернулся в строй и продолжал так преданно биться за Русь-матушку, что некоторые из бывших пленных поляков были награждены Георгиевскими крестами.
Среди русских казаков также были поляки. Иногда в казачьи станицы прибывало за один раз по нескольку десятков польских семей. Поляки селились среди казаков, постепенно принимали православие и становились казаками.
Юзеф Пилсудский считал русско-японская войну 1904-1905 гг. удобным моментом для переговоров с Японией о совместных действиях против русских, и призывал солдат-поляков дезертировать из царской армии. Призывы Пилсудского не были услышаны российскими поляками. Адмирал Генрих Цивинский, поляк, потерял в той войне одного из своих сыновей в сражении при Цусиме. Второй сын адмирала погибнет позже, в Первую мировую, и тоже за Россию.
К слову, среди российского генералитета в Первую мировую войну тоже хватало поляков: Владислав Клембовский, Анатолий Келчевский, Николай Кашталинский, Михаил Квецинский, Казимир Кетлинский, Пётр Кондзеровский и ещё десятки других. И когда российский император издал знаменитое «Воззвание к полякам», польское население империи откликнулось на него, записываясь добровольцами в царские полки. В 1940-х около 30 000 западно-украинских поляков находилось на добровольной службе в НКВД, видя залог своего спасения от озверевших бандеровцев в военно-оперативном сотрудничестве с советскими спецслужбами.
Каждый россиянин знает фамилии поляков Феликса Дзержинского, Вячеслава Менжинского, Константина Циолковского, Константина Рокоссовского. Поляками были также математик Николай Лобачевский, русский классик Николай Гоголь, разработчик кириллического алфавита для литовского языка Станислав Микуцкий, герой Гражданской войны Григорий Котовский, «сталинский сокол» Сигизмунд Леваневский, художник Казимир Малевич, философы Николай Лосский и Василий Зеньковский, исследователи Средней Азии Николай Пржевальский и Леон Барщевский, православный святой Лука Войно-Ясенецкий, академик Глеб Кржижановский, дирижёр Мстислав Ростропович, актёр Ростислав Плятт, писатель Александр Грин. Кумиры советских детишек и подростков Янина Жеймо, исполнившая роль Золушки и Владислав Дворжецкий, сыгравший капитана Немо – тоже поляки.
Следует отметить реверсивность этнических процессов на русско-польском пограничье (Западня Белоруссия, Западная Украина). Украинизация и белорусизация этих территорий рассматривались Варшавой как залог их отрыва от России («Украинец, лишённый своей украинскости – это политический русский!», — писал польский геополитик ХХ в. Влодзимеж Бончковский). Но на стыке двух культур, польской и русской, происходили и обратные процессы, когда схема «русский – потом украинец (белорус) – потом поляк» не срабатывала, и поляки сначала становились белорусами или украинцами, а потом незаметно превращались в русских.