К годовщине теракта в Белоруссии и началу процесса над Брейвиком в Норвегии историк, публицист портала «Западная Русь» Юрий Павловец высказал читателям «NewsBalt» свой взгляд на последствия терактов в этих странах.
Прошлый год для двух стран, которые расположены в полутора тысячах километров друг от друга – Норвегии и Белоруссии, стали своеобразной поверкой общества и государства на прочность. Два теракта, примеров которым не было в современной истории этих государств, в определённой степени повлияли на их будущее внутриполитическое развитие.
Однако при всей трагичности случившегося и на острове Утойя, и в Осло, и в Минске, необходимо отметить, что события 2011 года показали несоответствие общественного и государственного отношения в двух странах к, казалось бы, идентичным событиям, повлёкшим за собой смерти ни в чём неповинных людей.
Следует напомнить, что 11 апреля 2011 года в минском метро произошёл взрыв, жертвами которого стали 15 человек и более 200 были ранены. Предполагаемых организаторов теракта местные правоохранительные органы нашли буквально через два дня, что породило в белорусском обществе довольно большое количество вопросов, в основе которых легло неверие в возможность столь оперативного розыска. 1 августа 2011 года предварительное расследование террористического акта было завершено. Обвинения в организации и исполнении теракта были предъявлены двум гражданам республики – Дмитрию Коновалову и Владиславу Ковалёву. 30 ноября 2011 года обоих приговорили к расстрелу, который был приведен в исполнение в марте нынешнего года.
Случившееся 22 июля 2011 года в Норвегии унесло жизни более 70 человек, большинство из которых были ещё подростками. Совершившему всё это в одиночку Андерсу Берингу Брейвику, которого задержали на месте преступления, по норвежским законам грозит максимум 21 год тюремного заключения. Сам террорист, как известно, виновным себя не считает, заявляя о том, что его действия были «ужасающими, но необходимыми» в борьбе с мультикультурализмом в Европе. Подобное можно было бы списать на психическую болезнь, однако недавняя повторная медицинская экспертиза показала, что Брейвик полностью вменяем и прекрасно осознавал, что делал (предыдущие эксперты выявили, что он страдает параноидальной шизофренией, вследствие чего не может нести уголовную ответственность).
За умышленное и заранее спланированное убийство нескольких десятков человек – всего лишь 21 год заключения! При этом массового движения с требованием применить к Брейвику смертную казнь в Норвегии за прошедший год не наблюдалось. Объяснить подобное можно существующей уже не первый год своеобразной лояльностью большинства европейских законов, в основе которых положен принцип гуманности и ценности любой человеческой жизни, что не позволяет правосудию воздать должное действительно социально опасным преступникам.
Более того, в отличие от белорусского варианта, процесс доказательства вины норвежского террориста будет носить, по большей части, лишь формально-юридический характер, призванный соблюсти все тонкости судебно-процессуального кодекса Норвегии. Попытки же принять закон, который позволил бы направлять социально-опасных преступников на принудительное лечение, носят, скорее всего, декоративный характер и вряд ли серьёзно повлияют на вынесение приговора Брейвику, слушания по делу которого должны начаться 16 апреля (спустя 8 месяцев после организованного теракта).
Совершенные преступления в Норвегии и Белоруссии имеют между собой как некоторую схожесть, так и серьёзные отличия, касающиеся, в первую очередь, отношения общества к случившемуся. Если для норвежцев теракт превратился в общенациональную трагедию, сплотившую нацию, то в белорусском социуме взрыв в метро породил волну пересудов, вылившихся, в конечном счёте, в обсуждение существующего в стране политического режима.
Ни для кого не секрет, что в Белоруссии поспешность вынесения и приведения в исполнение смертного приговора для двух подозреваемых вызвал деление общества на два лагеря: тех, кто полностью поддерживает расстрел Ковалева и Коновалова и тех, кто считает, что их вина не была полностью доказана. При этом необходимо напомнить, что если в случае с Коноваловым, который признал свою вину в организации и исполнении взрыва и отказался от прошения о помиловании, всё более или менее ясно, то ситуация с его подельником с юридической точки зрения выглядит довольно спорно.
Сегодня вопрос о том, была ли такая необходимость расстреливать человека, не готовившего и не принимавшего непосредственного участия в теракте, стал одним из водоразделов, разграничивших общественное мнение в Белоруссии. На основании ряда высказываний и замечаний всевозможных «независимых» экспертов о нарушениях в ходе следствия и ряде нестыковок в деле, в общественное сознание внедрился тезис о возможной невиновности, как минимум, Ковалёва (вопрос о виновности Коновалова практически ни кем в стране не обсуждается).
На этой волне в республике произошли своеобразные сдвиги в моральной оценке произошедшего. Во-первых, на протяжении всего года апрельская трагедия использовалась оппонентами власти в качестве одного из инструментов манипулирования общественным сознанием (как ни странно, но власть практически никак не использовала в своей деятельности тему теракта, ограничившись небольшим количество увольнений и непродолжительной патриотической риторикой), при этом этические нормы были отодвинуты на задний план. Во-вторых, некоторые СМИ практически наделили официально признанных террористов статусом мучеников, погибших по воле «диктаторского режима». При этом смерти 15 погибших и судьбы двух сотен пострадавших в результате теракта человек были практически забыты некоторыми политиками и журналистами, как будто бы их и не было вовсе.
Представить подобное в Норвегии или в любой другой стране Европы достаточно сложно, даже учитывая тот факт, что, в отличие от белорусских событий, идеи и поступок Брейвика близки определённой части европейцев и в будущем будут иметь гораздо более серьёзные последствия не только для стран Скандинавии, но и для всего ЕС.
И, наконец, в-третьих, взрыв в метро и последовавшие вслед за этим события, казалось бы, предоставили белорусскому обществу возможность вновь поставить перед собой и государством вопрос о существовании в стране смертной казни. Однако, несмотря на многочисленные обвинения нынешнего белорусского политического режима в бесчеловечности и требованиях принять некие демократические ценности Европы, проблема отмены высшей меры наказания так и не нашла в сердцах большинства белорусов никакого отклика.
Учитывая тот факт, что оба теракта произошли в странах, которые не отличаются внутрисоциальной конфликтностью, от норвежского и белорусского общества следовало ожидать приблизительно одинаковой реакции на случившееся. Однако, как показала практика, сырость общественного сознания белорусов позволила ряду политических сил использовать трагедию в собственных интересах. Правда, необходимо отметить, что в Белоруссии, в отличие от стран Евросоюза, уровень морально-этического воспитания не позволил пойти дальше политических спекуляций. В то время как, например, в Германии в городе Кемниц открылся магазин одежды под названием «Бревик» (Brevik). Подобное событие в сверхполиткорректной Европе, где в последнее время даже детей не рекомендуется делить на мальчиков и девочек, выглядит, по меньшей мере, странно. В Белоруссии, как впрочем, и в России, делать деньги на смерти невинных людей, все ещё не принято.
Диссонанс в отношении общества к произошедшим в Норвегии и Белоруссии терактам можно объяснять по-разному. Это и разность национальных культур, и неодинаковость политико-идеологического пространства, и несовпадения в подходе к наказанию за подобные преступления, и различия в подготовленности правоохранительных и идеологических структур, и ещё множество различных мелких и крупных причин.
Однако есть то, что объединяет два эти страшных преступления – ни норвежское, ни белорусское общество, к сожалению оказавшиеся неготовыми к подобному ужасу, уже никогда не буду прежними. По всей видимости, понимание того, что терроризм, в различных его проявлениях, может затронуть любое государство, какую бы мирную политику оно не проводило, навсегда внедрилось в сознание, как в норвежцев, так и белорусов. Несомненно, что именно это и окажет в дальнейшем серьёзное влияние на их историческое будущее.