Аналитик Центра консервативных исследований МГУ им. Ломоносова Владислав Гулевич для читателей «NewsBalt».
Михаил Осипович Коялович (1828-1891) известен как один из самых активных деятелей западнорусизма – идеологии конца XVIII- начале XIX вв., согласно которой малороссы и белорусы составляют самобытные, но неотъемлемые ветви единого русского народа.
Сама западнорусская идея жила в западнорусских регионах на протяжении всего времени нахождения этих земель под властью Польши и Великого Княжества Литовского, т.е. задолго до XVIII – ХІХ столетия, но своё научно-обоснованное толкование она приобрела в указанный период. В наше время она получает «второе дыхание», благодаря не только деятельности многих учёных и публицистов, но и в виду явных сбоев в местечковой политике Минска и Киева по искусственному взращиванию «тепличных» национальностей белорусов и украинцев, будто бы издавна и всегда стоявших особняком от великороссов (современных русских), и практически не имевших с ними ни этнического, ни культурного родства.
Но западнорусизм – настолько пространное духовно-интеллектуальное течение, что его неуместно сужать рамками только Белоруссии и Малороссии. Прилегающие регионы Литвы тоже воспринимались тогда, как часть Западной Руси, и история Литвы вмещает в себя не только свойственный ей современный официоз антироссийского окраса, но и изрядную долю западнорусского исторического наследия.
Это нашло отражение в творчестве Кояловича. Литве и польско-русско-литовскому вопросу он посвятил не одно произведение («О почившем митрополите литовском Иосифе», «Литовская церковная уния», «Люблинская уния, или послѣднее соединеніе литовскаго княжества с польским», и т.д.).
Михаил Коялович.
Обращает на себя внимание сочувственное отношение автора к литовцам и литовской культуре. Коялович будто заочно оппонирует польским историкам своего времени, которые в слиянии Литвы с Польшею видели не только благо для Литвы, но и исполнение цивилизаторской миссии поляков на востоке. Литовцы долгое время держались язычества, и привлечение их в лоно католической церкви поляки справедливо читали своей заслугой. Но оценки этой заслуги у литовцев и поляков были разные.
М. Коялович подчёркивает наличие, возможно, неявного, но перманентного противостояния, живучих разделительных элементов между поляками и литовцами даже после нескольких веков совместного проживания. Сегодняшние трения между Вильнюсом и Варшавой, во многом, обусловлены тем внутриэтническим механизмом, который выработался в литовском характере в эпоху польско-литовского спора. Люблинская уния 1569 г., ознаменовав слияние двух государств, так и не дала на выходе политически единого польско-литовского народа. Даже упорные многовековые действия Польши по устранению литовских элементов в структуре данного механизма, попытки подменить литовское польским (от политических взглядов до духовно-культурного мировоззрения) не ликвидировали этих различий.
«Соединения Литвы с Польшею… было делом географических условий Литвы и государственных интересов её правителей. Этими только обстоятельствами держался союз её с Польшею, а не силою народных симпатий…», — подчёркивает М. Коялович. О внешних обстоятельствах как главной причине поворота Литвы к Польше писали тогда и некоторые польские историки. Вкратце: Литва, открытая со всех сторон, не обладающая естественными преградами на пути завоевателей, вела войны с Московским царством (пусть этот факт далее не смущает читателя, т.к. в те годы народы находились в состоянии войны «всех против всех»), крымскими татарами, турками, немецкими крестоносцами. Тогда это была не маленькая современная Литва, а Литва, обременённая русскими областями (части современной Белоруссии, Украины и России), которая продвигалась всё дальше на восток, ближе к Москве. Как наследие тех времён – литовская диаспора на соседних с Литвою белорусских землях. Происходило неизбежное наложение и смешение культур литовской и русской. Из-за малочисленности литовцев русская культура постепенно занимала доминирующее положение.
Западноруссы передавали литовцам свой язык, народные нравы, религиозные убеждения. В ту пору литовцы даже хоронили по православным обрядам. Литовская аристократия в изрядной мере была уже больше русская, чем литовская, но между обрусением и полонизацией литовцев была существенная разница. Обрусение шло исподволь, автоматически из-за плотного соприкосновения литовцев с населением многочисленных русских областей, захваченных Литвою. Полонизация же была следствием насильственного нажима Польши, когда шляхта требовала недопущения литовцев в сейм или жёстких ограничений их политической деятельности. Историческую близость Руси и Литвы стремился показать в своих работах и видный представитель украинского культурного движения Николай Костомаров (1817-1875). М. Коялович утверждает об общей литовско-русской антипатии ко всему польскому, и наоборот. Большинство литовцев с западноруссами роднила вера (православие), язык, народные предания (о православном князе Ольгерде, о Виленских православных мучениках-литовцах Антонии, Иоанне и Евстафии). Католической по преимуществу оставалась северо-западная Литва – Жмудь.
Насколько напряжённой была в Литве динамика православно-католического сосуществования, показывает судьба Витовта Великого, литовского князя, крестившегося трижды через каждые два года: в 1382 г. – по католическому обряду; в 1384 г. – по православному; в 1386 г. – снова по католическому. Также поступил и литовский князь Свидригайло, брат Ягайло, крестившийся в православии под именем Лев, но позже перешедший в католичество, и получивший имя Болеслав. Литовско-русские связи были настолько обширными, что даже сам Ягайло, князь литовский и король польский, родоначальник русофобской династии Ягеллонов по матери был великороссом. Литовские князья правили в русских городах. Князь Наримунт, получивший в православии имя Глеб, правил в Новгороде. Там же княжил его сын Александр Глебович (Наримунтович).
Это сегодня встретить литовца Александра Глебовича невозможно, а тогда сыновья легендарного Гедимина Евнут и Любарт, приняв православие, превратились в Иоанна и Дмитрия, и это воспринималось, как норма. Литовцев с русскими именами Фёдор, Андрей, Константин, Юрий, Михаил и т.п. и такими же отчествами было тогда пруд пруди.
Поворотной точкой в истории литовцев стала Кревская уния 1385 г. о династическом союзе с Литвы с Польшей, женитьба Ягайло на польской королевне Ядвиге, и крещение Ягайло и всех литовцев в католичество. Это было не крещение, а перекрещивание литовского народа из православных в католиков. Позже достигнутые результаты были закреплены Люблинской унией 1569 г. о государственном федеративном союзе Польши и Литвы.
Литовский историк Зигмас Зинкявичюс, профессор Вильнюсского университета, в своих работах не раз подчёркивал, что восточно-христианское влияние в Литве прослеживается, чуть ли, не с IX в., и к веку XV набирает мощь, формируя мировоззрение и культуру народа. Ведь уже в XIII в. православными были и великий князь Войшелк, и его зять Шварн (в крещении Иоанн), и великий князь Римунд. Представители литовской знати часто были основателями православных монастырей, а литовский аристократ Фёдор Кориатович вошёл в историю как неутомимый борец за православную идею на землях Угорской Руси (сейчас – украинское Закарпатье, где ему воздвигнут памятник в Мукачеве).
С воцарением Ягайлы и соединением с Польшею православное обличье Литвы претерпевает кардинальные изменения. Латинский фанатизм, административно-экономическое и культурное давление Польши на более слабую Литву содействовали переходу литовской знати, а, затем, и простого люда, в католичество. Самые упрямые, как правило, эмигрировали на Русь, или пытались до конца бороться на местах с католическим засильем. По литовским окраинам, особенно, соседствовавшим с русскими княжествами, прокатилась волна антипольских восстаний. Они были подавлены Ягайлой.
Силы были неравны, и постепенно православно-русский дух покинул Литву. К тому же, литовцам угрожали немецкие рыцари, а в одиночку с ними Литва бы не справилась. Москва была не на пике своей силы, а Польша – совсем рядом. Выжить Литва могла только с опорой на внешнюю силу. И этой силой стала Польша. Литовцы сжились с католичеством, а современная история Литвы –это пребывание между православием и патриотизмом. Современный литовский патриотизм подразумевает изрядную порцию русофобии, а это мало совместимо с русским православием. В Литве есть православные литовцы, но их немного. Они культурно и духовно ориентируются на Москву, даже если этого не хотят, т.к. Москва – ближайшая к Литве крупная православная столица, Третий Рим.
М. Коялович приходит к мнению, что совместные действия русско-литовского народа против польских латинян на первых порах после объединения Литвы с Польшей были проявлением несогласия с окатоличиванием православной и прорусской по духу Литвы. В Речи Посполитой литовская культура была значительно изменена насильственным внесением польских элементов, а литовский народ быстро растерял свою интеллигенцию, которая почти сплошь превращалась в поляков. Существовала явная градация: всё польское считалось прогрессивным и передовым, всё литовское – отсталым, беспомощным и полуязыческим – полусхизматическим. Быть литовцем становилось невыгодно и не престижно. Польша была центром, Литва – провинцией. Литва утратила те привилегии, которые имела до Люблинской унии, превратившись в стратегический придаток Польши, а народ морально был полностью переориентирован с православия и Руси на Польшу и католичество.
Сегодня мало что напоминает нам о православно-русской «начинке» древней Литвы. Об этом стараются не упоминать не только литовские политики, но и литовские историки. Кажется, что историки — не литовцы больше печалуются об изначальной литовской культуре, чем сами литовцы.
Об авторе. Владислав Гулевич, 37 лет. Закончил Кировоградский педагогический университет (факультет иностранных языков). Аналитик Центра консервативных исследований факультета социологии международных отношений МГУ им. Ломоносова. Политический обозреватель еженедельника «Час пик», информационно-аналитического портала «NewsBalt», член экспертной команды внешнеполитического издания «Международная жизнь».