Либеральные, монархические и иные политические деятели, пытаясь выдать евразийские идеи за «игру ума» русских эмигрантов-интеллектуалов, не находят ничего лучшего, как приписать им крайнюю субъективность, что их поразил масштаб революции 1917 года, что они якобы были слишком эмоциональны, и далеки от действительности, а сегодня их идеи и подавно устарели.
Эти упрёки не новы – они высказывались и в начале ХХ века в лицо самим евразийцам, и они отвечали встречным вопросом: «Зачем нам прошлое, которое беременно настоящим?» Он приводил либералов в ярость даже в эмиграции, ибо у них не было на него ответа, и они, чувствуя исходящую от этого простого вопроса опасность, не уставали повторять: евразийство ничего из себя не представляет! Так когда-то Рим неустанно повторял: «Карфаген должен быть разрушен!» Евразийский «Карфаген» в эмиграции тоже пал, но не от рук либералов. Его сокрушили «длинные руки» органов НКВД-ОГПУ большевистской России.
В 20-е годы прошлого века евразийство из философской идеи Н.С. Трубецкого, благодаря поддержке П.Н. Савицкого, Г.В. Флоровского, П.П. Сувчинского, Л.Карсавина, Д.Святополка-Мирского, В.Вернадского и других видных русских интеллектуалов, довольно быстро превратилось в политическую практику, нашло организационное выражение в «Совете евразийства», издании журналов и газет («Евразийский временник», «Вёрсты», «Евразия» и др.).
Это было не случайно: евразийцы спешили разработать собственную идеологию, которая могла бы заместить марксистскую в России. Они были уверены, и все в Европе были тогда уверены, в скором крахе «русского коммунизма», ввиду очевидного всем утопизма марксизма. Но, когда большевистский режим обрушится, возникнет идеологический вакуум, его необходимо будет чем-то срочно заполнить… И евразийцы стали деятельно готовиться к новой катастрофе России.
Их замысел состоял в том, чтобы опереться на созданную большевиками систему советских органов, но уже без большевиков, наполнив их евразийской идеологией, имевшей в себе на этот случай оригинальную концепцию идеократического государства, ставящего своей целью «благо совокупности народов». Сталин, и его идеологический аппарат, поняли, какая им грозит опасность, и в 1925 — 1927 годах проводят операцию «Трест» силами ОГПУ-НКВД против евразийских организаций в Европе с целью их дискредитации, внесения раскола в организационные структуры.
Спецоперация чекистов увенчалась успехом, евразийцы поддались на провокацию ложного «Треста» и были скомпрометированы в глазах эмиграции, когда он «лопнул» в 1928 году. С другой стороны, большевизм в России устоял и укрепился; евразийцы оказались политически невостребованными и, расколовшись на «правое» и «левое» течения, сходят с политической сцены в 30-х годах. По мотивам операции «Трест» был снят одноименный фильм о борьбе чекистов с контрреволюцией, но имя «евразийцы» в нём не прозвучало, детали операции «Трест», между прочим, до сих пор засекречены.
Сказалось также изменение политической обстановки в Европе. Если старые буржуазные правительства не принимали евразийцев всерьёз, и они действовали, в общем, свободно, то набиравший силу фашизм отнесся к евразийцам крайне враждебно. В 1938 году Вена, где преподавал князь Н.С. Трубецкой, становится фашистской после аншлюса с Германией. Основоположник евразийства подвергается травле, в его квартире проводятся бесцеремонные обыски, от ареста спасает, кажется, аристократическое происхождение и инфаркт, закончившийся преждевременной смертью в том же году… Его смерть можно считать и концом эмигрантского евразийства.
Однако на «простой вопрос» евразийцев их оппоненты не могут ответить и сегодня, и хотя бы поэтому пора сказать, в чём причина такой острой реакции на евразийство столь разных политических сил.
Она объясняется, пожалуй, тем, что евразийство — это единственная полностью российская культурно-политическая и философская доктрина, вобравшая в себя опыт русских мыслителей от Хомякова и Данилевского до Трубецкого и Савицкого. Между тем, после Петра I и до сих пор Россия живёт по западным идеологическим доктринам, которые, естественно, ставят во главу угла западные культурные и идеологические ценности и стандарты. Поэтому, кстати, упомянутые имена русских мыслителей для слишком многих наших читателей мало что значат, особенно в сравнении с западными философами и политиками.
Политика же любого государства, в общем, и в частностях, вырастает из его культурной почвы, среды. Если она у нас вестернизирована, особенно в верхах, то и порождает, и будет порождать и дальше, феномен прозападного либерализма в российской политике. Когда евразийцы сказали, что «квалификация русской культуры как «евразийской» более выражает сущность явления, чем какая-либо иная», и объявили себя сторонниками «русского культурного своеобразия» (Пётр Савицкий, статья «Евразийство»), этим они покусились на «святая святых» наших либералов и коммунистов. Они поставили под сомнение их общий «культурный» европейский приоритет.
Это и вызвало, и вызывает сегодня, жёсткую реакцию на евразийство наших, так или иначе, прозападных сил. Но евразийские идеи продолжают жить, доказывая этим свою объективность.
…Будущее вырастает из настоящего, то есть отдельные его фрагменты и тенденции мы уже видим. И это – евразийские тенденции. В недавнем послании к парламенту В.В. Путин недвусмысленно сказал: «В XXI веке вектор развития России — это развитие на Восток. Мы приступили к созданию Евразийского Союза, и, конечно, будем идти по этому пути, и решим эту задачу». Более того, Путин упоминает Льва Гумилёва: «Всё будет зависеть… прежде всего, от воли каждой нации от её внутренней энергии, как говорил Лев Гумилёв, от пассионарности», в наступившем XXI веке.
Это неудивительно, евразийство – очевидный фундамент для идеи полицентричности мировой истории и культуры, и политики многополярности мира, которую проводит Россия в противовес евроамериканскому глобализму. Поэтому цитаты из Гумилёва стали появляться в выступлениях Путина, когда он говорит о Евразийском Союзе. Однако за Гумилёвым стоит князь Н.С. Трубецкой, который давно сказал о глобальной «Европе» следующее: «Затаённой мечтой каждого европейца является обезличение всех народов Земного шара, разрушение всех своеобразных обликов культур, кроме одной европейской…, которая желает прослыть общечеловеческой, а все прочие превратить в культуры второго сорта».
Сегодня, отталкиваясь от опыта Европейского Союза (если не прикрываясь им), Россия берёт политический курс на создание Евразийского Союза, несмотря на явное неудовольствие и даже угрозы из центра глобальной демократии — Вашингтона. Этим Россия реально вступает в Евразийский проект в широком смысле слова, который имели ввиду основоположники евразийской идеи. Если в ХХ веке была Россия-СССР, то почему в XXI веке невозможна Россия-Евразия? Евразийцы считают, что только такая Россия и возможна в XXI веке.
Об авторе. Виктор Каменев, 57 лет. Живёт в Ульяновске. Лауреат премии имени Бориса Полевого журнала «Юность» за 2006 год по разделу «Литературная критика» (за статьи «Феномен Михаила Веллера» и «Броненосец Обломов»). Исследователь творчества И.А. Гончарова, сопредседатель Литературного «Обломов-клуба». Награждён памятной медалью «200 лет со дня рождения И.А. Гончарова». Один из авторов «Симбирские персоналии. Н.М. Карамзин».Участвовал в двух Гумилёвских конгрессах, в том числе посвящённом 100-летнему юбилею историка. Автор интернет-портала «Однако» Михаила Леонтьева.