Информационно-аналитический портал «NewsBalt» перевёл на русский язык статью профессора Варшавского университета Анджея Скшипека (Andrzej Skrzypek) из книги «Геополитика в польско-российских отношениях». Политолог приводит исторический экскурс спора о доминировании в Восточной Европе, делая вывод, что после вступления Польши в Евросоюз, амбициозная идея «междуморья» утратила своей потенциал.
Понятие «междуморья» определяется как концепция в польской геополитике межвоенного периода, особым аспектом которой были отношения со странами, лежащими на вертикальной оси, проходящей через Польшу от Финляндии до Турции. Иными словами речь шла о поясе государств, находящихся между СССР и Германией.
Политической целью этой концепции было создание группировки стран, способных нейтрализовать влияние третьих стран – а собственно России – на этой территории. В 1922 г. тогдашний шеф польской разведки Игнацы Матушевски сформулировал теорию «двух врагов» – Германии и России – и рекомендовал искать союзников среди тех стран, которые, как и Польша считали, что эти державы несут угрозу их безопасности.
Меморандум Матушевского появился в тот период, когда ещё была свежа память о войне и польская дипломатия старалась гарантировать свою безопасность путём заключения международных соглашений. Среди них стоит отметить польско-советский договор о ненападении от 26 июля 1932 г. и соглашение о неприменении силы с Германией от 26 января 1934 г.
Эти соглашения отражали ранее провозглашенные амбициозные планы Польши, связанные с идеями Юзефа Пилсудского о том, что революция и гражданская война в России позволят Польше вернуть позицию великой державы в Восточной Европе, которую она утратила в конце XVIII века. Пилсудский полагал, что если бы Польше удалось восстановить союз с Литвой и Украиной, то эта федерация смогла бы соперничать с Россией, а может даже выпихнуть её из Европы. Эту теорию поддерживали и многие польские историки, полагавшие, что упадок Речи Посполитой наступил потому, что она не сумела переформироваться из двухчленной в трёхчленную унию: Польши, Литвы и Украины.
Польско-российский спор о доминировании в Восточной Европе уходит корнями в средневековье, когда рушилась власть Золотой орды над этими землями. Объединённое польско-литовское государство добилось серьёзных успехов в этом споре, и такое положение вещей удерживалось на протяжении почти трёхсот лет.
Однако со второй половины XVII века Речь Посполитая начинает проигрывать борьбу за восточноевропейскую гегемонию, что приводит к её окончательному крушению в результате разделов.
Это поражение имело несколько причин: неумение католических властей в Варшаве наладить отношения с православной частью государства, слабость центральной власти по сравнению с абсолютистским режимом в Москве, второстепенность торговых путей, идущих через Польшу по сравнению с континентальными торговыми путями, ведущими из Индии, Персии и Китая через Россию, богатство природных ресурсов последней, по причине которого казна никогда не пустовала.
Разделы Польши открыли дорогу в западную Европу для российских армий, а Россия стала выгодным военным союзником для европейских держав. Так было и во времена наполеоновских войн, и в начале XX века. Альтернативой для поляков могло бы стать примирение с такой ролью придатка Российской империи, но независимый характер польского народа не мог с этим согласиться.
Перелом ситуации наступил во время Первой мировой войны. Вне зависимости от исхода боев на полях сражений, новым фактором текущей политики стали процессы национального возрождения, влияющие на изменение отношений между державами. Немецкие политики планировали создание на территориях, отнятых у России национальных государств, подконтрольных Берлину, но поражение Германии на Западе поставило крест на этих планах. Революция, вспыхнувшая в России, тоже стремилась привлечь под свой стяг нарождающиеся государства Центральной Европы, но и эти намерения удались лишь частично.
Страны Запада, не рассчитывая на победу антибольшевистских сил и стремясь воспрепятствовать распространению социальной революции в Европу, постановили создать «санитарный кордон» из молодых государств, граничащих с Советской Россией. Однако для этих стран первостепенной задачей было обретение или восстановление независимости и национального самосознания. Кроме того, они стремились сохранять дистанцию между собой и недавними захватчиками.
Польша стремилась заинтересовать идеей федерации государства, граничащие, как и она с Россией. На фундаменте этой идеи и родилась концепция «междуморья». Независимая Польша межвоенного периода была составной частью того порядка, который стал результатом Версальского мира. Но вскоре этот порядок рухнул под ударами немецкой агрессии, принявшей форму гитлеровского национал-социализма.
После падения Франции Западная Европа в лице Великобритании, которую позднее поддержали США, припомнила об испытанном способе борьбы с немецкой напастью и втянула в войну СССР, который после победы получил свою зону влияния в Центральной Европе.
По сути дела, в ней оказались те же страны «санитарного кордона», который Сталин переиначил, создав «антизападный кордон», призванный хранить СССР от влияний Запада и отодвигающий стену хелезного занавеса на сотни километров от его границ.
В конце 80-х годов прошлого века история сделала очередной поворот, после которого СССР распался, а страны-сателлиты – в том числе и Польша — обрели независимость. Теоретически Варшава могла выбирать между пророссийским и антироссийским курсом внешней политики. После непродолжительных колебаний был избран последний.
Концепцию «междуморья» можно рассматривать в нескольких взаимно пересекающихся плоскостях. Первая, это возрождённая идея федерации Польши, Литвы и Украины, при этом понятие «Литва» может быть интерпретировано и как нынешнее государство со столицей в Вильнюсе, и как значительно большая территория, включающая в себя Белоруссию, учитывая размеры исторической Литвы перед разделами. Вторая плоскость это «кордон» с участием Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии и, возможно, стран Прибалтики. Третьей может быть стремление к объединению усилий всех граничащих с Россией на западе и востоке стран от Финляндии и до Афганистана.
Создание «Вышеградской группы» (Польша, Чехия и Венгрия) в 1991 году можно было бы назвать попыткой частичной реализации идеи «кордона», если бы не заявленная в момент создания цель: совместное стремление к вступлению в ЕС и НАТО. Этой цели была подчинена вся заграничная политика новой Польши, в том числе и восточное её направление. Концепция восточной политики Польши проявилась из хаоса повседневных забот тогда, когда политики в Варшаве осознали, что СССР на самом деле больше не существует, а СНГ это не попытка его реанимации, а группа стран с различными, порой противоречивыми интересами. Поворотным моментом стал вывод советских (или постсоветских) войск из Польши.
Идея польско-украинского «стратегического партнёрства», о которой говорили тогдашние президенты Леонид Кучма и Лех Валенса, не получила продолжения по разным причинам. Политику Валенсы в восточном направлении продолжил Александр Квасьневски, который на встрече с Альгирдасом Бразаускасом в 1997 г. декларировал «стратегическое партнёрство» Польши и Литвы.
Упомянутое партнерство должно было найти проявление в ряде общих проектов: инфраструктурных, таких как Via baltica и Rail baltica, энергетической линии Игналина–Эльк, нефтепровода, по которому азербайджанская нефть должна была потечь через Одессу и Бороды в Польшу и дальше до НПЗ в Мажейкяе.
В марте 1999 года Польша была принята в НАТО, а четыре года спустя страна вошла в ЕС. Эти события вызвали перелом в польской восточной политике. Трудно сказать, насколько он оказался выгодным. Раздались голоса, что вступление Польши в ЕС означает отказ от политики «междуморья». Общественное мнение стран, расположенных к востоку от Буга, сравнивало границы ЕС с новым железным занавесом. Конечно, это было преувеличением, но в ряде случаев Польше пришлось отказаться от своих прерогатив в пользу Евросоюза, как, например, в вопросе о визах для россиян, украинцев и белорусов, концепции особых отношений с Украиной с целью в дальнейшем вхождения этой страны в НАТО и т.д. Отношения с Белоруссией приняли более конфронтационный характер, чем этого желала Польша.
Квасьневски старался дистанцироваться от генеральной линии, направленной на Вашингтон и Брюссель. Он продолжал попытки поддерживать оживлённые отношения с Украиной. Но с идеей федерализма они не имели ничего общего. Его подход в этом вопросе продолжил и Лех Качиньски, хотя его взгляд на внутренние проблемы и видение будущего были совершенно иными.
Вступление Польши в ЕС и НАТО сделало неактуальной идею «кордона» и привело к ослаблению «Вышеградской группы». Насколько внешнеполитический интерес Польши в рамках этой формации был сосредоточен на Восточной Европе, настолько же для Праги и Будапешта основной акцент был сосредоточен на балканских проблемах. Сама же идея «кордона» была поглощена американской концепцией противоракетного щита с участием Польши и Чехии.
Мягким ответом Кремля на НАТОвские устремления Польши стали торжества, посвящённые 750-летию Калининграда, на которые Владимир Путин пригласил Герхарда Шрёдера и Жака Ширака, давая этим понять, что Россия не прочь возродить концепцию Бисмарка или Антанты, а польское посредничество на оси Восток-Запад ни для кого не представляет интереса.
Трудно сказать, какое впечатление это произвело на Варшаву, но в программном выступлении тогдашнего главы польского МИДа Стефана Меллера нет никаких намёков на концепцию «междуморья». Зато в то же время отношения с Литвой заметно ухудшились из-за разногласий местного значения.
Премьер Качиньски в 2006 г. на встрече с партнёрами по «вертикальной оси» подписал декларацию о намерении строительства автотрассы из Литвы через Пельшу и Словакию до Венгрии, но этот проект, имеющий большое значение для регионального транзита, никак нельзя назвать антироссийским.
К концепции «междуморья» обращалась и министр Анна Фотыга, упоминавшая в своих выступлениях вертикальное сотрудничество. Во время поездок на Кавказ министр Фотыга обещала Грузии, Армении и Азербайджану поддержку в их европейских устремлениях, что подразумевало идею вступления в ЕС и НАТО. Несмотря на это сама концепция не имела для неё большого значения.
Смена власти не принесла изменений в польском отношении к восточному вопросу. У премьера Туска не было никаких «восточных планов», особенно в отношении Украины, за что его критиковал Киев.
В мае 2008 г. Польша при поддержке Швеции выступила с проектом «восточного партнёрства», который подразумевал тесное сотрудничество ЕС со станами, граничащими с Россией на западе и юге: от Белоруссии до Кавказа, но приглашённые отнеслись к этой идее сдержанно, опасаясь, что она продлит их путь к вступлению в Евросоюз.
Прежде чем концепция приняла конкретные формы, вспыхнула четырёхдневная война между Россией и Грузией, которая стала мерилом пропагандистских лозунгов политиков многих стран: Россия дала понять, где кончаются границы её терпения, США не в первый раз показали сомнительную ценность своих обещаний, ЕС – а конкретнее, Франция – поспешил с призывами к миру на условиях Кремля.
Деятельность правительства Польши, сформированного «Гражданской платформой», осталась в тени общего курса Евросоюза. Зато президент Качиньски предпринял самостоятельную акцию по поддержке Грузии, а особенно её президента. В Тбилиси 12 августа он прибыл не в одиночку, а привёз с собой политических лидеров Литвы, Латвии, Эстонии и Украины.
Эта акция вполне соответствовала политическим предпосылкам концепции «междуморья». Сама акция носила демонстративный характер – поддержка Грузии была временным инцидентом, поскольку правительство Туска в своей восточной политике склонялось к нормализации отношений с Россией и даже отношения с Белоруссией немного потеплели, что означало поддержку идей, отличных от вышеназванной концепции.
От идеи «восточного партнёрства» Варшава, однако, не отказалась, что вызывало раздражение у Кремля. Министр Лавров выступил в 2009 г. с критикой проекта, обвинив ЕС в создании собственной зоны влияния. Впрочем, это заявление не повлияло на решение Совета Европы о проведении встречи в Праге, на которой в мае 2009 г. было принято решение в включении «партнёрства» в план своей деятельности, хотя эта идея и не вызвала большой заинтересованности. Адресаты идеи отнеслись к ней приязненно лишь потому, что надеялись на облегчение визового режима при въезде в зону Шенген.
Запад отнёсся к польской идее прохладно. Для стран, лежащих на побережье Атлантики, пространство, которым хотела заняться Польша, выглядит очень далёким. Германия открестилась от проекта, полагая, что свои интересы на Украине и на Кавказе она сможет реализовать путём собственных проектов. Всё это умерило польские амбиции. Глава МИД Радослав Сикорски пытался «сохранить лицо», предлагая объединить «Вышеградскую группу» и страны Прибалтики в рамках энергетическо-климатического пакета, показывая тем самым наличие регионального сотрудничества.
Судьба проекта «Партнёрства» показывает, что после вступления Польши в ЕС, идея «междуморья» утратила своей потенциал. Польская идея в этом направлении может получить временную поддержку таких гигантов как ЕС, Германия или США, но эта поддержка кончится с падением конъюнктуры.