Бывший вильнюсский омоновец Александр Смоткин.

«Молодцы американцы!»

"НьюсБалт" публикует письмо бывшего вильнюсского омоновца Александра Смоткина

Информационно-аналитический портал «НьюсБалт» публикует письмо бывшего вильнюсского омоновца Александра Смоткина, который не согласен с интерпретацией событий по громкому делу над бывшими сотрудниками вильнюсского и рижского ОМОНов. 

Я тот самый Александр Смоткин, о котором идёт речь в интервью гражданина России Александра Бобылёва литовскому изданию «Карштас коментарас» («Горячий комментарий»). Бобылёв часто посещает Литву, где проживают его близкие родственники и, видимо, решил обезопасить себя от возможных обвинений со стороны по-прежнему русофобских властей нынешней Литвы в период судебных процессов над бывшими сотрудниками вильнюсского и рижского ОМОНов. Последних обвиняют в убийстве служащих самопровозглашённой Литовской Республики на административной границе Белорусской ССР и Литовской ССР в ночь на 31 июля 1991 года.

Это его (Бобылёва) дело. По его рассказу, опубликованному в июне т.г. литовской газетой «Горячий комменатрий» (обратный перевод на русский язык см. «НьюсБалт») можно сделать вывод о том, что я тайно вынес в августе 1991 года с базы Вильнюсского ОМОНа некий пистолет, выданный мне в ОМОНе. Но это не соответствует действительности!

Поэтому настоящим сам опишу обстоятельства появления у меня «грязного» оружия – пистолета, который исчез в Мядининкай в ночь на 31 июля 1991 года, когда там были убиты 7 служащих самопровозглашённой в ночь на 11 марта 1990 года Литовской Республики.

Думаю, мой рассказ будет полезен тем, кто проживает в России и желает вернуться на свою родину – Литву. Я не наивный человек, и то что будет описано ниже, в нынешней Литве не остановит правосудие от того юридического беспредела, на основании которого бездоказательно был осуждён бывший омоновец из Риги Константин Никулин-Михайлов. Его литовские власти осудили на пожизненное заключение за преступление, которое он не совершал. Поэтому, приведённые ниже факты не дадут индульгенцию тем, кто страдает нестерпимой ностальгией по родине.

Не хочется вспоминать те далёкие и страшные годы, когда литовские националисты, выбранные по советским законам в Верховный Совет Литовской ССР, вдруг 11 марта 1990 года, пользуясь попустительством преступной клики предателей советского народа Горбачева – Яковлева – Шеварднадзе, приняли решение о выходе Литовской Республики из состава СССР. Тем самым они положили начало разрушению моей Родины – СССР.

Горбачёвская перестройка, начавшаяся в Литовской ССР конкретно с 3 июня 1988 года по инициативе КГБ СССР и при непосредственном участии КГБ Литовской ССР, созданием на собрании в зале центрального здания Академии наук Литовской ССР Движения за перестройку в Литве «Саюдис», положила начало росту националистических, русофобских настроений среди творческой интеллигенции. Затем эти антирусские и антисоветские настроения начали транслироваться на широкие массы населения республики.

Как и в Польше в конце 70-х, во времена «Солидарности», эти настроения всячески поддерживали западные спецслужбы, а также — заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС А.Яковлев, посетивший, по указанию М.Горбачёва, Вильнюс. Тогда этот идеолог КПСС призвал широко использовать термин «советская оккупация» во время митинга по очередной дате т.н. Пакта «Риббентроп-Молотов» 23 августа 1989 года, и послал своего московского историка Ю.Н.Афанасьева для поддержки местных сепаратистов.

Уже с ноября 1988 года, национал-сепаратистам саюдистам начала оказывать серьёзное противодействие организация советских интернационалистов Социалистическое движение за перестройку в Литве «Венибе-Единство–Едность». В результате упорной политической борьбы этих двух массовых общественных сил, несмотря на гнусную и кровавую провокацию устроенную М..Горбачёвым и В.Ландсбергисом (тогдашним руководителем «Саюдиса») в ночь на 13 января 1991 года в Вильнюсе у телебашни и зданий Телерадиокомитета Литовской ССР, национал-сепаратисты не обрели желанную политическую власть даже в той части Литвы, которую они объявили независимой от СССР 11 марта 1990 года на основании реанимированной Конституции Литовской Республики 1938 года. Территория Вильнюсского края до октября 1939 года не входила в состав этого, образованного в 1920 году, этнополитического государства литовцев. Им необходима была новая показная кровавая акция. И она была цинично осуществлена убийством в Мядининкай.

Летом, в конце июля 1991 года, при попустительстве Горбачева, в Литовскую ССР хлынул поток литовских эмигрантов–антисоветчиков и бывших гитлеровских приспешников, спокойно проживавших в США и других странах Запада. Вся эта орава собралась как бы на Всемирные Литовские спортивные игры в Вильнюсе. Вот и надо было в это время облить помоями еще раз силовые структуры СССР, чтобы вызвать новый виток антисоветского ажиотажа в западных СМИ, а также массовый антисоветский психоз у обманутого ложными лозунгами о национальной независимости, среди начавшегося в сознании людей процесса осмысления происходящего. Тактика не нова. Вспомним о нападения переодетых в польскую форму эсэсовцев на радиостанцию в немецком Гляйвице, что послужило поводом нападения Гитлера на Польшу.

После убийства в Мядининкай началась новая волна антисоветской истерии в саюдистских, западных, а также российских «демократических» СМИ — очередное обливание помоями силовых структур СССР и его истории. В Вильнюсе во Дворце спорта выставили гробы с убитыми и «объятый горем литовский народ пошёл толпами смотреть на тела своих героев и проклинать убийц, присланных проклятой советской империей, оккупировавшей несчастную маленькую Литву». Этот спектакль действовал сильнее трагедий Шекспира, поскольку тела убитых были реальностью. Молодцы американцы! Отработали, как по нотам, и этот акт психологической войны против Советского Союза и его руководства — на ура!

Западная пресса и пресса националистов сразу обвинили бойцов Вильнюсского и Рижского ОМОНов в этих убийствах, потому что те не продались за коврижки националистов и остались верны присяге, данной СССР. Тогда подразделения омоновцев подчинялись министру внутренних дел СССР Б.К.Пуго и не могли самовольно ничего предпринимать, кроме разгона этих самочинных “пограничных” постов литовских и латышских националистов, нагло досматривавших вещи граждан, въезжавших и выезжавших с территории Литовской ССР и Латвийской ССР, обирая их кошельки.

Б.К.Пуго не был предателем и безрассудным человеком, поэтому он не мог дать приказ о физической ликвидации литовских националистов в Мядининкай в ночь на 31 июля 1991 года, как не давал его и раньше, когда вооружённые представители национал-сепаратистов саюдистов организовали в 1990 году, т.н. таможни. Это дискредитировало бы силовые структуры СССР. Поэтому советские омоновцы разгоняли по домам самозванцев, отняв у них оружие, и часто сжигали их передвижные вагончики.

Такое противостояние не было невинной игрой в «самостийность», ибо не обошлось без человеческих жертв. На т.н. таможенном посту, организованном литовскими сепаратистами у дороги, ведущей из Вильнюса в Лиду, на административной границе Литовской ССР с Белорусской ССР в мае 1991 года был расстрелян, и убит на глазах жены и ребенка, белорусский милиционер капитан А.Фиясь, за то, что не захотел выполнять приказы вооружённых боевиков «Саюдиса». Это убийство привело к стихийному восстанию белорусского населения в пограничном с Литвой районе, что привело к паническому бегству от толпы разъяренных белорусов вглубь Литвы этих «пограничников». Один из них не успел убежать, и получил заряд дроби, в результате чего скончался.

В ночь на 31 июля 1991 года некие “должностные лица” некой не существовавшей тогда де юре Литовской Республики в «таможенном вагончике» у дороги из Вильнюса на Минск около посёлка Мядининкай, были убиты некими неизвестными лицами. Тогда никакой «Литовской Республики» юридически не существовало, поскольку объявленная саюдистами «Декларация о независимости» противоречила Закону СССР “О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР” № 1409-1 от 3 апреля 1990 года.

Чтобы приблизиться к пониманию того, что и как было в Мядининкай той трагической ночью, несколько слов о том, что произошло в Вильнюсе после того, как в августе 1991 года провалилась устроенная М.Горбачёвым политическая авантюра с ГК ЧП СССР. После того, как было объявлено о незаконности Госкомитета по чрезвычайному положению в СССР, аресте его членов и переходе всей полноты власти в России в руки Б.Ельцина, преданная своим партийным, государственным руководителем и верховным главнокомандующим ВС СССР М.Горбачёвым, советская власть в Вильнюсе и Литве перестала существовать. Уже 6 сентября 1991 года, на основании незаконного решения, незаконной институции Государственного Совета СССР (в конституции СССР не было такого органа государственного власти), его незаконный руководитель М.Горбачёв подписал указы о выходе из СССР и признании государственной независимости Литовской Республики, равно как и двух других Прибалтийских республик – Латвии и Эстонии.

До этого, после 21 августа 1991 года по Вильнюсу поползли слухи о том, что группа военнослужащих Вильнюсского ОМОНа отказалась признать ельцинский государственный переворот в СССР и готова с оружием в руках принять геройскую смерть в бою на своей базе в Валакампяй на окраине Вильнюса. Народ пошел в ОМОН поддержать этих парней. Многие, в том числе и я, просили у командования ОМОНа оружия, чтобы вместе с омоновцами принять бой с литовскими националистами-сепаратистами. Своей смертью мы хотели показать всем, что не все продажные твари и трусы, которые равнодушно наблюдают за смертью нашей любимой Советской Родины!

Мне известен конкретный пример проявленного патриотизма – сидел один парень в домашних тапочках возле телевизора и когда услышал о том, что вильнюсский ОМОН не пожелал переходить на сторону националистического литовского МВД, сказал своей жене, что идет к другу, а сам прибежал в ОМОН и попросил дать ему пулемет (так он нам рассказал в ОМОНе), чтобы обороняться в случае вооружённого нападения на советских милиционеров. Что там происходило тогда, описал уже А.Бобылев в своем интервью литовскому изданию.

Я был свидетелем, когда офицер из дивизии МВД СССР приехал в ОМОН и сообщил омоновцам, что по приказу из Москвы прибыл замминистра Демидов и приказал дивизии МВД огнем подавить мятежников – омоновцев и помочь литовским сепаратистским силовым структурам навести порядок. При мне один омоновец крикнул этому подполковнику: «Подполковник! Ты уже наделал в штаны и на красный флаг, а мы умрем за него».

Омоновцев пугали, что их перебьют за 20 минут кассетными бомбами с вертолетов… Но люди не боялись и ждали боя. Однако боя не было. Генерал-лейтенант В.Усхопчик, командир гарнизона и мотострелковой дивизии, стоявшей в Северном городке — районе города Вильнюса, предупредил командование дивизии МВД и литовских силовиков из так называемой «Охраны края» под командованием Аудрюса Будкявичюса (сейчас этот националист работает советником у Авакова на Украине и помогает уничтожать Донбасс), что в случае начала убийства омоновцев и гражданских лиц на базе ОМОН, он применит артиллерию в защиту ОМОНа. По крайней мере, нам, штатским, так сообщили омоновцы. Замминистра Демидов и командир дивизии МВД позвонили в Москву.

Москва решила полюбовно — омоновцы уходят в Северный городок, в распоряжение дивизии В.Усхопчика, гражданские лица возвращают оружие ОМОНу, а литовцам было предложено никого не преследовать. Так и сделали. Гражданские разошлись по домам, а ОМОН уехал в дивизию к В.Усхопчику, в Северный городок. Генерал-лейтенант В.Усхопчик – белорус. Он потом уехал на свою Родину, а у нас вырвали землю из-под ног. Украли у нас Родину литовские националисты. И нам было очень больно. Многие, из оставшихся в Вильнюсе не выдержали такого разворота политических событий, социально деградировали, спились и умерли… Узнал об этом позже, когда посещал Литву.

После тех августовских дней 1991 года, я не остался в Вильнюсе и уехал в Белоруссию к моему отцу, где он проживал до своей кончины. А потом, ночью с 6-го на 7-е ноября 1991 года был инцидент на литовском Пограничном контрольном пункте (ПКП) в Шумске. Мои попутчики В.Орлов и Х.Дзагоев, видимо, будучи немотивированными, сдались литовским служащим без сопротивления. Я оказал сопротивление и тёмным лесом ушел в Белоруссию. Там, в Полоцке, меня, спустя несколько дней, 10 ноября 1991 года выдали по приказу бывшего тогда министра внутренних дел Белорусской ССР генерала В.Егорова приехавшим за мной вооружённым литовским служащим. Потом был неправедный литовский суд и 8 лет заключения. Вернулся в Полоцк в 1999 году и не нашел концов о материалах моей выдачи литовцам, так как в 1992 годы они были уничтожены в управлении милиции и в прокуратуре города Полоцка.

Возвращаясь к инциденту на ПКП в Шумске 6 ноября 1991 года, несколько слов о «гранатах», брошенных мною в момент попытки задержания меня вооружёнными литовскими служащими. А.Бобылёв в своём рассказе литовской газете «Горячий комментарий» описал этот эпизод, связанный с попыткой задержать меня. Добавлю лишь следующее, что, на мой взгляд, очень важно для понимания того, как фальсифицировали следователи литовской прокуратуры дело об убийстве в Мядининкай в июле 1991 года. После доставки меня в Вильнюс 10 ноября 1991 года, под пытками вынудили написать то, что требовали литовские следователи. Потом я отказался подтверждать эти измышления прокуроров, хотя надо мною издевались, запугивали, загоняли на неделю в подвал Вильнюсского СИЗО тюрьмы «Лукишки», где в «камере смертников» находились приговариваемые к расстрелу (до 1993 года в Литве приводились в исполнение смертные приговоры).

До начала судебного процесса надо мной и ещё 5-ю советскими интернационалистами, им не удалось добиться от меня возврата к прежним показаниям. Я дал показания о том, что произошло на ПКП в Шумске уже во время судебного процесса, который проходил с ноября 1993 года по апрель 1994 года. Далее привожу некоторые документы из материалов рассматриваемого тогда в верховном суде Литовской Республики уголовного дела № 09–02–068-91, из которых следует, каким образом выбивались показания на предварительном следствии и каким образом осуществлялась операция «Мешок», о которой сообщил А.Бобылев в своем интервью литовской газете «Карштас коментарас».

По поводу операции “Мешок”, о которой проговорился в нетрезвом состоянии бывший начальник охраны Верховного Совета Литвы А.Скучас. В моих показаниях литовским следователям есть сведения о том, что 22 августа 1991 года неизвестный человек с «волевым лицом» угрожал мне возле выхода из базы ОМОНа, расположенной в Валакумпяй (район Вильнюса) и требовал, чтобы я всем говорил, что получил пистолет в ОМОНе, поскольку этот, с «волевым лицом», уезжает в Россию — и концы в воду.

На мой взгляд, данный факт вполне логично вписывается в организацию операции «Мешок», а именно:

1. Подкинуть в ОМОН оружие убитых в Мядининкай литовских служащих;

2. Передать это оружие руководителю «красных» вильнюсских дружинников Павлу Василенко;

3. Павлу Василенко передать это «грязное» оружие из Мядининкай нам, дилетантам – мне, В.Орлову и Х.Дзагоеву.

А далее, создать группу непримиримых интернационалистов, готовых к борьбе с литовскими националистами, чтобы затем всех повязать или уничтожить, если получиться, обвинив убитых в преступлении совершённом в Мядининкай в июле 1991 года. Вот нас, во исполнение операции «Мешок»: меня, В.Орлова и Х.Дзагоева — должны были расстрелять на ПКП в Шумскасе, а рядом должно было валяться это оружие убитых в Мядининкай. Последнюю часть этой операции должны были осуществить люди из группы А.Скучаса. Но последний акт драмы не получился ввиду моего спонтанного сопротивления вооружённым литовским служащим и моего бегства в Белоруссию. (Подробнее об этом также в книге В.Иванова «Литовская тюрьма»).

Ниже прилагаю копию документов следствия по делу Генеральной прокуратуры Литовской Республики № 09–02–068-91.

«Акт судмедэкспертизы № 3627 от 23 июля 1992 года
( УД № 09–02–068–91, том № 4, стр. 237 )

Основываясь на данных осмотров А.Смоткина и фотографией рентгена, даю выводы, отвечая на предъявленные вопросы:

1. У А.Смоткина были ссадины на коже рук и поломаны три левые ребра: на задней линии, подмышкой — VI, VII, VIII ребра. Не отрицаю, что их могли повредить 9 – 10 ноября 1991 года.

2. Ссадины на руках могли произойти от дергания надетыми на руки наручниками. Ребра могли быть поломаны прикладом автомата.

3. Ударом приклада автомата хватило бы и для перелома одного из этих трех ребер. Нет признаков, указывающих на большее число ударов.

4. В отношении времени поломки ребер делается только вероятностный вывод: точное время поломки ребер установить нельзя.

5. Ссадины на руках — это легкое телесное повреждение без кратковременного расстройства здоровья. Поломка трех ребер является телесным повреждением тяжкого типа, поскольку расстройство здоровья долговременное».

«Допрос А.Смоткина во время судебного следствия (весна 1993 года, Вильнюсский следственный изолятор, тюрьма «Лукишки»).

Вопрос 1. Где и при каких обстоятельствах Вы получили пистолет и гранаты?

Ответ 1. Гранаты, как я уже показал на следствии, взял на базе ОМОНа 22 августа. Я взял их из ящиков, которые стояли возле стола дежурного. Эти гранаты брали все – и гражданские, и военные, брали тогда, когда стало известно, что готовится нападение на ОМОН.

Что касается пистолета, то я его получил в момент ухода с базы ОМОНа при следующих обстоятельствах. Все гражданские получили распоряжение – покинуть базу ОМОНа и сдать все оружие, которое было получено для защиты базы ОМОНа. Я сдал автомат и пистолет, которыми был вооружен, дежурному под роспись и пошел к выходу. Возле входа я увидел Павла Василенко. Вдруг к Павлу Василенко со двора подошел человек в штатском, вооруженный автоматом (автомат у него висел через плечо). Этот человек передал Павлу Василенко автомат, а также вытащил из кармана пистолет, который также передал Павлу Василенко. Павел Василенок сказал ему, указывая на меня: “Этот мужик тоже со мной”. Тогда этот человек сказал Павлу Василенко: «Собери всех своих здесь, возле входа и попроси омоновцев, чтобы дали вам машину уехать». Павел Василенко дал мне пистолет и сказал: «Иди, поищи бумагу, заверни его, а заодно скажи ребятам, чтобы пришли сюда. А я пойду и договорюсь насчет машины». Павел Василенок ушел. Этот человек, стоя рядом со мной, сказал: «Вот что, мужик, я вам ничего не давал. Запомни, вы все это взяли в ОМОНе. ОМОН уходит в Россию, никто не будет их там искать. Я шутить не люблю. Павел (Василенко) просил – я дал, но не дай бог проболтаетесь, где взяли…». Больше я этого мужчину не видел.

Я пошел в учебный класс в помещении ОМОНа. Там в присутствии Омельницкого и Владислава («красные» дружинники – прим. моё) стал заворачивать пистолет в бумагу. Владислав еще посоветовал его закопать. Я передал ребятам распоряжение Павла Василенко – собраться возле входа. Мы пришли к входу. Там уже стоял Павел Василенко. Мужчина, который дал ему оружие, уже отсутствовал. Потом сели в машину (омоновскую) и уехали в город. По пути все вышли. Я поехал с Павлом Василенко к нему домой.

Там, у него дома, он мне сказал: «Все, что взяли, отдай мне. Это мне всё дали. А тебе оружие давать нельзя. Ты очень нервный. Я отдал Павлу Василенко одну гранату, а потом сказал: «Сейчас ночь, а утром я поеду домой. Вдруг нас уже ждут и хотят убить. Дай мне пистолет для самозащиты, хотя бы до дома. А завтра я тебе его верну. Он не разрешал. Мы долго спорили. А потом он согласился и сказал: «Ты мне все равно вернешь по первому требованию».

Я взял пистолет и одну гранату. Думал, что нас уже враги ждут…

Опасаясь репрессий, я уехал в Белоруссию. Перед прощанием с Павлом Василенок я дал ему свои предполагаемые координаты. Договорились, что вызывать меня в Вильнюс он будет через письма до востребования на Главпочтамт города Полоцка (до августовских событий я уже искал работу в Полоцке и думал там обосноваться).

Вопрос 2. На следствии Вы показали, что оружие Вам дал Бобылев.

Ответ 2. Это было совершенно не то оружие, которое я вынес из ОМОНа. Я получил первый автомат у Бобылева, затем я этот автомат сдал дежурному под расписку. Это оружие предназначалось не нам. Вечером 22 августа, когда мы стояли на крыльце возле входа на базу, пришли двое людей, которые представились, как работники советской таможни. Они требовали оружие. Какой-то офицер ОМОНа им сказал, что он не может без приказа им выдать оружие. Потом эти двое вошли в здание и растворились в толпе. Через некоторое время на крыльцо вышел Бобылев и спросил: «Не видели здесь наших таможенников?» Кто–то из гражданских лиц сказал, что они куда–то ушли. Тогда Бобылев попросил стоявших гражданских – помочь ему вытащить ящики и уложить их в БТР. Офицер спросил у Бобылева: «Где таможенники?» Бобылев ответил, что их не нашел и добавил, вот они, гражданские, тоже просят оружие. Офицер махнул рукой: «Ну ладно, дай им два автомата». Эти автоматы Бобылев вытащил из ящика и дал один мне, а другой — моему соседу. Пистолеты мы взяли у дежурного и за все это оружие расписались в журнале.

Потом, перед выходом с базы мы это оружие вернули дежурному ОМОНа под расписку.

Вопрос 3. Значит на предварительном следствии Вы сказали неправду?

Ответ 3. Работники из отдела борьбы с бандитизмом сами настаивали на версии, что оружие мне выдал Бобылев в ОМОНе. Тем более, что меня полиция избила, требуя, чтобы я признался в причастности к событиям в Мядининкай, утверждая, что пистолет принадлежит убитому таможеннику. Я до закрытия дела не видел документов, подтверждающих это, и поэтому не верил. Тем более, что криминалисты из МВД Литовской Республики хотели мне нахально пришить причастность к событиям в Мядининкай. Поэтому сейчас я решил сказать, как это было.

Итак, пистолет, который я дал Дзагоеву по поручению Павла Василенко, я получил не из рук Бобылева или кого–либо из омоновцев, а из рук Павла Василенко, которому этот пистолет, а также автомат, передал незнакомый мне мужчина в штатском».

Как видно, ключевой фигурой в отношении «грязного» оружия из Мядининкай является один из руководителей «красных» дружин г. Вильнюса Павел Василенко, который до сих пор свободно гуляет по городу Вильнюсу и — кто-то за ним…

Александр СМОТКИН, июнь 2015 г., г. Полоцк, Республика Беларусь