Литовская газета Karštas komentaras («Горячий комментарий») взяла интервью у доктора юридических наук Рышардаса Бурды насчёт расследования ключевых трагических событий молодой Литвы — 13-го января 1991 года и «Мядининкайского дела». Интервью взяла главный редактор «Горячего комментария» Гедре Горене. Перевод с литовского языка для читателей информационно-аналитического портала «НьюсБалт» выполнен Валерием Ивановым.
Литовская юриспруденция – в тупике: её топят политические дела, в которые влипают и руководители государства. В таком случае, хочешь — не хочешь, президенты Литвы обязательно становятся «крышами» в политических решениях дел, имеющих историческое значение. 15 лет назад, прямо в зале во время пленарного заседания Сейма, члены одной партии, не зная обстоятельства дела, указали тогдашнему генеральному прокурору передать Мядининкайское дело в суд в 2011 году, в связи с приближением срока давности в этом деле и возникновением угрозы, что Константин Никулин выйдет на свободу. Та же политическая сила сделал своим «сообщником» в Мядининкайском деле и президента Далю Грибаускайте. Имея правящее большинство, т.е. имея возможность самой поправит Уголовный кодекс – для того, чтобы более высокие судебные инстанции могли бы переквалифицировать обвинение в отношении обвиняемого К.Никулина на статью по обвинению его в «военном преступлении против человечности», тогдашняя правящая партия постаралась, чтобы такие поправки к Уголовному кодексу внесла лично Д.Грибаускайте. Другими словами, в таком случае она была бы втянута в Мядининкайское дело и должна была бы «прикрывать» до конца весьма сомнительное окончание этого дела.
«Судили не Константина Никулина, а исторических врагов. Судили историю», — высказал своё мнение «Горячему комментарию» профессор Рышардас Бурда, который до сих пор не может согласиться с решением по Мядининкайскому делу.
Учёный уверен, что уже с самого сначала в Мядининкайском деле, а затем в деле о событиях 13 января было грубо нарушено международное право. И как изначально президент Даля Грибаускайте, так и теперь президент Гитанас Науседа вовлечены в политическое дело.
«Моё обращение не достигло президента»
— Уважаемый Рышардас, недавно газета «Горячий комментарий» опубликовала Ваше обращение к президенту Г.Науседе относительно дела о событиях 13 января. Скажите, Вы получили ответ?
— Да, ответ получил, но думаю, что моё обращение не достигло президента. Возможно, президент вообще не знает об этом обращении – в ответе клерков из президентуры не было написано мне о том, что президент ознакомился с представленной мною информацией. Обращаясь к президенту, я хотел только одного: чтобы Науседа, как гарант Конституции, обратил внимание на то, что суды должны уважать международное право, Конституцию Литвы и принципы юриспруденции. Однако, получил ответ, что президент не может вмешиваться в работу судебной системы.
Несомненно, президент не может вмешиваться в работу судов – я с этого и начал своё обращение к президенту. Но президент может и должен сказать судам – не в конкретном деле, но вообще: «Примите справедливые законные решения, руководствуясь законами и Конституцией, а не политическими желаниями, установками или групповыми интересами». Я только этого хотел. Однако соответствующего ответа я не получил. Наоборот, думаю, что моё обращение помогло президенту сформулировать несколько иную позицию – имея ввиду его выступления на международном уровне относительно судей в деле о событиях 13 января.
Как мы знаем, в Российской Федерации начато досудебное расследование по отношению к судьям Вильнюсского окружного суда в связи преследованиями граждан России, незаконного привлечения их к уголовной ответственности и незаконного приговора в отношении них. Несомненно, международная политика, прерогатива президента страны и нам не стоит её оценивать, указывая в каком направлении надо ему идти. Однако, мы видим, что именно в международной политике делаются попытки использовать правовые проблемы в отдельных делах и поднять их до международного уровня: президент говорит с трибуны ООН, обращается к председателю Европарламента («Защити нас от России, поскольку Россия обижает наших судей»). Это означает, что вроде решая внутренние судебные конфликты в Литве и сказав – «не принимайте политических решений», — он переносит их на международный уровень, утверждая: «Не обращая внимание на то, какое бы решение у нас было бы принято, хотя бы и политическое, мы будем защищать своих судей». Таким образом, наша внутренняя судебная проблема поднимается на международный уровень – как будто эта проблема является основной в международных отношениях между государствами.
Более того, используя события вокруг дела о 13 января, оказывается давление на президента: вести отношения с соседним государством по линии конфронтации. Однако, это ли основная проблема сегодняшней Литвы? Неужели на это опираются международные отношения? Именно на это уголовное дело? В самом деле, странно, что эти правовые проблемы стали заложниками международной политики.
Однако суть в том, что ни ООН, ни Евросоюз этих проблем не решат. Это всё равно будет нашей проблемой — исторической и правовой. В тоже время, на международной арене мы будем выглядеть весьма странно: поскольку мы игнорируем принципы международного права и международное законодательство применяем обратным числом – события 30-летней давности оцениваем так, как нам хочется по политическим мотивам, хотя принципы международного права это запрещают делать.
Я очень сожалею, что высказывания президента на международном уровне дело о событиях 13 января превращают в политическое. Это очевидно. Уже говорят не юридическим языком, а – как расправиться с юристами враждебного государства, доказать свою правоту, используя международные политические и полицейские институции. Поэтому надеяться на какое-то иное решение в судах высшей инстанции очень трудно.
Международное право согласно политического желания?
— После того, как президент Грибаускайте после решения Вильнюсского окружного суда в Мядининкайском деле публично порадовалась «достигнутому» приговору, и вскоре, в связи с приближением срока давности по статье об убийстве, после изменений в Уголовном кодексе, Апелляционный суд переквалифицировал обвинение К.Никулина с «убийства», на «военное преступление». Теперь окончательное решение в Мядининкайском деле было вполне предсказуемо. Суды само преступление по убийствам в Мядининкай со всеми доказательствами оставили где-то в стороне, сосредоточив все усилия на том, чтобы через «игольное ушко» Мядининкайского дела протащить «верблюда» — «военное преступление»…
— В самом деле, апробация того механизма – с применением актов международного права в отношении к давно минувшим событиям – осуществлено было именно в Мядининкайском деле. В нём мне пришлось участвовать в качестве специалиста, представлять свой вывод. Решение Верховного суда по делу о Мядининкай припомнило мне документы XXV съезда КПСС. Отличие лишь в том, что там говорилось о марксизме-ленинизме, а здесь о «гуманизме», т.е. о гуманном международном праве (что оно действует в отношении давно минувших событий).
На самом деле судебная логика очень странная. Верховный суд признал, что Римский статут, на основании которого формировалось международное уголовное правосудие, включил в себя по существу и систематизировал всю международную практику в гуманитарном праве (мировая общественность на высшем уровне согласилась относительно многих вещей: апартеида, геноцида, военных преступлений и преступлений против человечности и т.п.). Однако суд умолчал о том, что перенося эти установки в Уголовный кодекс Литвы, не был перенесён сам принцип: они не действует в отношении событий до 1998 года (до создания Международного уголовного суда).
Нельзя изменившиеся международные нормы, которые перенесены или включены в национальное право, использовать, не перенеся в них и принципы использования международного права. Нельзя просто так, в связи с потребностью взять отдельную статью из международного права и применить её, а сам принцип выбросить в мусорный ящик.
Статья 100 Уголовного кодекса Литвы, по которой был осуждён Константин Никулин – это перенесённая норма международного права. В то время как принцип должен был отражён в статье 3 Уголовного кодекса Литвы: нельзя применять установки связанные с провозглашения Международного уголовного суда в отношении событий до 1998 года. Вот здесь национальное право нарушает Конституцию и международное право.
В Конституции говорится, что Литва обязана уважать международное право. Однако как в Мядининкайском деле, так и в деле о событиях 13 января – применены установки из Римского статута, с обратной датой применены в обоих этих делах, и потому возникает весьма неприятный вопрос: что, международное право уважается только частично? Уважаются только отдельные абзацы и статьи? Уважается ли весь этот международный акт, который мы ратифицировали? Если мы ратифицировали весь Римский статут, мы не можем сказать, что будем исполнять только одну статью, а другие статьи мы не будем уважать, и не будем применять. И если мы эти международные нормы включили в своё национальное право, то должны были включить и правовые принципы их применения. А если мы правовые принципы не включили, а только воспользовались лишь частичкой их, то я должен заявить: этот правовой акт неправомерен. Он не соответствует принципам права.
Ещё одна странность: в решении Верховного суда по Мядиникайскому делу делается попытка объяснить, что в Литве произошло то же самое что в Руанде, Югославии или же во время Второй мировой войны – что в Литве осуществлялась государственная политика уничтожить граждан по политическим мотивам. Однако тот же суд в нескольких местах сам признаёт, что нет системы уничтожения граждан, не доказывается и не объясняется, в чём же проявляется государственная политика, поясняется, что убийство в Мядининкай было политикой отдельного отряда ОМОНа.
Может ли отряд формировать политику в государстве? За ним ведь кто-то должен стоять? Этот вопрос до сих пор остаётся открытым.
В решении также говорится, что к Мядининкайскому делу могут быть применены документы и Нюрнбергского процесса.
Но нельзя применять установки Нюрнбергского процесса в отношении событий 1991 года по совершенно очевидным обстоятельствам – война окончилась. Этот трибунал оценивал преступления войны против мира, во время войны и после войны. Война окончилась. Всё. Международное право устанавливает не ограниченное время для преследования военных преступников Второй мировой войны. Вспоминаются ли события в Мядининкай и 13 января в Нюрнбергских документах?
Верховный суд в Мядининкайском деле оценивал не обстоятельства преступления, а исторический контекст, исторические события. Так что – это был суд над историей? Или над личностями, совершившими преступление? Так вот, является ли решение Верховного суда в Мядининкайском деле законным с точки зрения права – вопрос, но, по моему мнению — неправовое.
Политический контекст Мядиникайского дела – шантаж?
— Кто, по вашему мнению, определил такое решение Верховного суда в Мядининкайском деле?
— Мы прекрасно помним политический контекст принятия решения Верховным судом по Мядининкайскому делу. В то время, когда, когда суд должен был принять решение в Мядининкайском деле, весь Верховный суд был потрясён коррупционным скандалом: в то время весь суд находился на расстоянии толщины волоска от момента, когда его членов чуть не выбросили на улицу – президентша, как я себе представляю, готова была объявить своё недоверие всему Отделу уголовных дел Верховного суда.
Этот коррупционный контекст был поднят спустя два года после решения по делу о Партии трудовиков. И вот теперь на этом контексте, когда весь суд одной нагой стоял уже на улице, он должен принять решение, которое показало бы: «Президентша, мы Вас уважаем! Мы Вас поддерживаем! Мы не коррумпированные!» Какое другое могло быть решение в Мядининкайском деле после такого, в сущности, шантажа? В условиях шантажа, когда весь суд шантажировали роспуском на улицу? Только из-за коррупции одного судьи в деле о Партии трудовиков. Такое вот у меня чувство. Мы не можем сегодня сказать, что это является фактом. Однако, рассуждая о политических контекстах, у меня возникает вопрос: почему известие о судье вдруг всплыло спустя два года – именно накануне принятия решения Верховным судом в Мядининкайском деле? Почему не двумя годами раньше, когда стал известен этот факт? Странная ситуация.
Если бы сегодня президент Грибаускайте или другие политики прояснили мне этот контекст, тогда бы я может быть сказал: ну, наверное, вы приняли правильное решение. Однако, читая решение Верховного суда, вижу, тамошние цитаты из международных документов, из решений Европейского суда по правам человека по отдельным делам, они являются правильными, но никак не «прилипают» к этому делу. Этот контекст не позволяет мне, как учёному и гражданину, принять данное решение.
Заблудились в оценках
— Почему, перенося принципы Римского статута в национальное право, не был перенесён принцип — что установки этого международного права не действую в отношении событий до 1998 года?
— Видимо, учёные, которые в то время создавали Уголовный кодекс, и Сейм, который весьма часто принимает законы, даже не читая их, с закрытыми глазами, никак не могли решить одну проблему: как призывать к ответственности лиц, которые после Второй мировой войны уничтожали гражданских (что по существу совершенно верно согласно Нюрнбергскому трибуналу), поскольку эта установка не действует в отношении событий до 1998 года. Думаю, они не понимают одного, что ответственность за преступления, которые до принятия Римского статута были признаны преступлениями против человечности и военными преступлениями, трибуналами — Нюрнберга, Токио, Руанды, Югославии и др., — признаны именно этими трибуналами и их можно применять в любое время. Можно не применять обвинение в преступлении против человечности, но будет возможно применить статью, которая действовала в то время (убийство, насилие, грабёж и т.п.).
Видимо, в то время не могли понять, что установки того или иного трибунала можно применять только в отношении соответствующих событий.
«Избирательное право», а может «избранное право»
— Ещё одна странность. Вождь «красных дружинников» Павел Василенко: в Мядининкайском деле особа, которая хранила оружие захваченное у убитых в Мядининкай сотрудников (если бы это был К.Никулин, вопросов относительно его вины наверное не было бы, правда?), однако в деле по убийствам в Мядининкайскай его мы не видели на скамье подсудимых; в деле о событиях 13 января он должен был проходить с руководителями коммунистической партии в Литве М.Бурокявичюсом, Ю.Ермалавичюсом и другими, однако дело было выделено в отдельное производство, поскольку в то время П.Василенко укрылся от литовского правосудия в России (на Украине – пер.). Однако потом прокуратура в отношении его дело о событиях 13 января прекратила… в связи с истечением срока давности, и в то же время недавно осудила 66 человек по делу о событиях 13 января, поскольку военное преступление, как было квалифицировано это дело, срока давности не имеет. Как это понимать: П.Василенко изымаем из дела о событиях 13 января – у него срок давности истёк, а на других 66 истечение срока давности не действует?
— Эту ситуацию можно назвать «избирательное право». В одном случае право действует, в другом – не действует. Если бы ситуацию с П.Василенко оценивали с точки зрения права в деле о событиях 13 января, то защитники выясняли и спрашивали прокуроров и суд: почему привлекаются к ответственности только военнослужащие и офицеры Псковской дивизии, офицеры «Альфы». Однако почему-то не были привлечены к уголовной ответственности офицеры Министерства внутренних дел; участвовали отделения ОМОН – Вильнюсский ОМОН также не привлечён. Участвовали дружинники – их также нет в деле о событиях 13 января. О них вообще не упоминается, что они совместно также участвовали. Вспомним, что до сих пор прокуратура не передала в суд материалы о действиях военнослужащих СССР около Дома печати – поговорите об этом с подписантом декларации о независимости З.Вайшвилой. Так что, налогоплательщики должны будут заплатить правоохранительным органам ещё один раз за «Дело о событиях 13 января – 2», в котором прокуроры ещё раз вспомнят о не привлечённых участниках? Это же не сериал «Санта-Барбара». Имейте совесть, не издевайтесь над памятью жертв событий и национальными чувствами.
Так вот, в деле о событиях 13 января складывается следующая картинка: вот приехали военные и просто так постреляли здесь людей. Хотя, согласно некоторым, это было указание М.Горбачёва, но оказалось, М.Горбачёв здесь не виновен, он в это время спал – как и В.Крючков и Д.Язов. Надо понимать, все спали, а военнослужащие так себе, просто приехали пострелять – развлечься, как на охоте. Самое глупое утверждение. Чтобы в тоталитарном государстве какой-либо военный вышел из казарм без ведома кого-либо?
Так вот в этой ситуации очень странно выглядит то обстоятельство, что дело выделено только в отношении военнослужащих СССР и спецподразделений, а все остальные участники вроде, как и не существовали. Более того, в обвинении прокуроры поясняют, что это была… «организованная группа». Они сами организовались! Скажите, как можно оценивать государственную структуру в качестве «организованной группы»? По этой модели Министерство охраны края, сегодня у нас — организованная группа, «Арас» — организованная группа, любая другая государственная структура — организованная группа.
— Так что же должно было измениться в головах наших юристов, чтобы они определения, характеризующие криминальный мир, переносили на государственные структуры?
— Ответ вижу только один: политика. Только политический заказ. Поскольку если мы берём классическое определение «организованная группа», то в ней никак не будет присутствовать юридический акт, регламентирующий деятельность этой организованной группы. Как и военный устав. Или закон, регламентирующий деятельность ОМОНа или деятельность тогдашней милиции, или закон о дружинниках, который действовал ранее.
Организованная группа не может действовать на основании правового акта! Это аксиома. Все организованные группы действую вне закона, т.е. их деятельность не может регламентировать ни один правовой акт. Но в Литве такая трансформация возможна. И даже в Верховном суде! Это для меня совершенно не понятная вещь.
Однако, согласно обвинителям в Мядининкайском деле и судебной логике, все подразделения ОМОНа здесь действовали так себе, как бандиты, на основании международных правовых актов – как комбатанты, носящие униформу, оружие, воюющие на чьей-либо стороне и т.п. Но тогда их и должны были бы оценивать как бандитов – что они осуществляли ограбления и убийства, но не преступление против человечности.
Другой аспект, события 1991 года были оценены в уголовном деле М.Бурокявичюса, Ю.Ермалавичюса, Ю.Куолялиса и других коммунистов. События те же самые — и здесь январские события, и здесь. Но там суд их осудил за убийство, желание осуществить государственный переворот, а в этом деле о январских событиях лица были осуждены за преступление против человечности. И здесь у каждого мыслящего юриста, которого не заказал политик, возникает когнитивный диссонанс: как один суд одни и те же события может оценивать как убийство, а другой, эти же события – как преступление против человечности?
Никто не говорит, что Литве не нужны свои герои, но не надо умалять гибель людей, правовыми шараханьями и пробами сегодня политически использовать их жертвы. Они пожертвовали свою жизнь не для того, чтобы сегодня политики – на уровне ли президента, или на уровне политических партий, а затем и на уровне судов пробовали разъяснять, что события должны оцениваться современно, с оглядкой на политический контекст, и на основании современного международного права, и никак иначе.
Одни и те же события нельзя расценивать по-разному. Правовая ситуация не может измениться так, что одновременно применялись правовые акты, которые действовали в то время, а спустя 30 лет, передумав, начал применять другие законы, которых не было. Только по тому, что в 2011 году стало возможным перенести положения Римского статута в наше национальное право – Уголовный кодекс. Они одновременно включены в наш уголовный судебный процесс, дав возможность судить по уголовному делу заочно. Раньше этого положения не было (если бы было раньше так, то и начали бы по-видимому раньше), поэтому прокуроры решили переквалифицировать преступления во время событий 13 января. Похоже на специально избранное право.
Здесь возникает один момент, который вообще не может вписаться в нашу правовую логику и правовые принципы. Мы насилуем право для того, чтобы оно служило политическим желаниям. Поэтому мы и имеем такой диссонанс в обоих делах по отношению к одним и тем же событиям.
Кстати, всё время сколько я слежу за статьями в газете «Горячий комментарий» по поводу Мядининкайского дела, в принципе, те же самые события, оказывается, имеют другой оттенок в другом деле — том, которое рассматривалось заочно: там совершенно иначе оценивались доказательства и те доказательства совершенно не доказывают вину осуждённого на пожизненное заключение. Так как мы можем оценивать происходящее по другому – по выделенному в отдельное производство делу, где судили заочно, судьбу осуждённого теперь, когда те же самые доказательства по разному оцениваются? И то, что применялось для обвинения тогда, — по существу сегодня, в другом деле, оправдывает того, осуждённого на пожизненное заключение? Может, стоит возобновить заново это дело?
Поэтому, в самом деле, было бы очень серьёзным предложение Верховному суду – взять и обновить Мядининкайское дело и наконец объединить эти дела в одно, и рассмотреть в целости: что же тогда произошло? Может судьи пересмотрят, и увидят, что там не государственная политика осуществлялась. Может это была криминальная разборка – в то время очень много везли золота, металл, а может и уран и т.д. Тогда ведь границы были дырявые. Поэтому, возникает достаточно серьёзно обоснованное предположение: не была ли это криминальное дело, поскольку сотрудники встали на защиту вывоза ценностей из Литвы? А поскольку в условиях такого дикого капитализм жизни людей совершенно не ценились — расстрел хоть и десяти человек, – это не преступление против человечности, но преступление «организованной банды», которую «крышевали» сотрудники правовых органов?
Для осуществления преступления против человечности необходимы соответствующие системные условия, политика и её вершители, ресурсы. Однако ни в деле о событиях 13 января, ни в Мядининкайском деле нет ни одного политического высказывания, что надо уничтожать литовцев, поляков, белорусов, поскольку они желаю отделиться от СССР. Кстати, даже события в Азербайджане 19-20 января 1990 года, в которых погиб 131 человек и было ранено 744, были квалифицированы как убийство, преднамеренное уничтожение имущества, служебные преступления. За эти преступления привлекались к ответственности М.Горбачёв, Е.Примаков, Д.Язов, В.Крючков, т.е. верховные руководители СССР, которые принимали решения, но не исполнители — танкисты и военнослужащие. Отметим, осуждены по действовавшим тогда законам.
Является ли жизнь человека для нас ценностью?
— У меня, внимательно следившей за судом по Мядининкайскому делу в течение семи лет и прочитавшей оба Медининкайских дела (включительно и 85 томов второго Мядининкайского дела, где три рижских омоновца были осуждены заочно), напрашивается такая гипотеза: мы имели информационную войну и именно это в настоящее время определило «избирательное право», как в Мядининкайском деле, так и в деле о событиях 13 января. Поскольку, если посмотришь, как из этих дел изымались отдельные группы (Вильнюсский ОМОН) или люди («красные дружинники» — вождь П.Василенко), то найдём общий знаменатель. Например, Вильнюсский ОМОН жёг вагончики, ломал рёбра нашим таможенникам и т.п., однако это нам послужило в информационной войне: могли показать всему миру, что выделывают советские омоновцы, В.Ландсбергис писал об этом письма в Москву. П.Василенко до сих пор хранит тайну захваченного у таможенников в Мядининкай оружия, а наши правоохранительные органы его «вверх ногами» не повесило. Так вот, разве из этих дел не были изъяты те, кто в то время был с той стороны, но которые помогли нашей (независимости), как лично, так и группой? Не была ли из дел выделена агентура?
— Каждый гражданин имеет право на различные версии, и я не отвечу, была ли выведена агентура. Свой ответ я начну несколько шире. Применяя «избирательное право», наша Литва запуталась среди ценностей. Что такое ценности? Является ли жизнь человека для нас ценностью? Если ли жизнь человека является для нас ценностью, то, оказывается, эта ценность может меняться в зависимости от того, каковы его убеждения, какие политические взгляды этого человека, национальность, религия. Между ними, оказывается, и польза – польза в одном или другом деле. Если ты был полезен, то осуществлённые тобой убийства не осуждаются, поскольку ты был полезен где-то, в другом. Хотя… жизнь наивысшая ценность и даже прокурору не позволяется договариваться с человеком об освобождении от наказания за убийство.
Увы, в Литве оказывается это возможно. И не важно, завербован этот гражданин или не завербован, был агентом или не был агентом, был засекреченным свидетелем или нет, и тому подобное – всё это механизмы для того, что обелить его — не привлекать к ответственности. Это манипуляция правосудием. Таким образом, прокурор становится судьёй, сотрудник криминальной разведки становится судьей. Нужно ли нам правосудие, в котором прокурор и сотрудник полиции являются судьями? В этих делах все прекрасно видим, что так и происходит.
А в 2003 году, когда вступил в силу новый Уголовный кодекс и новый Уголовно-процессуальный кодекс, мысли наших профессоров из Вильнюсского университета – М.Казлаускаса , Г.Годы, П.Куцониса были другие: чтобы правосудие в Литве вершили только суды. И чтобы в каждом случае, что бы, кто не делал, не прокурор с полицейским решали, виновен ли человек, — а суд. Однако теперь всё наоборот: всё чаще в Литве решения принимает исполнительная власть, но не осуществляющая правосудие власть: всё чаще видим, что для оправдания «большой загруженности» судей, груз принятия решения перекладывается на прокуроров и служащих полиции. Таково правосудие нашего времени. Правильно ли это? По моему мнению — нет. Здесь мы уходим от правосудия, которое осуществляют не суды, а исполнительная власть. И если исполнительная власть и дальше будет продолжать действия по этой логике, тогда мы скоро будем иметь «воронки», «тройки» и очень быстрые «правильные» суды 1937, 1940, 1946 годов.
Ошибка президента
— На пресс-конференции, организованной по случаю 100 дней президентства, Г.Науседа сказал, что в течение этого времени совершил лишь одну ошибку, и то не он сам, но его команда: не были точно разосланы приглашения на инаугурацию. Однако, разве публичные высказывания президента относительно дела о 13 января не были одной из самых серьёзных ошибок президента? Ведь дело о 13 января ещё не окончено?
— На первый взгляд кажется, что президент не высказался о расследовании дела о 13 января. Однако советники не могли не понять, что высказывание президента на предмет защиты судей в связи с возбуждённым в России против них делом, создаёт правовую логическую ошибку. Никто не утверждает, что Литва не должна защищать судей, которые принимают те, или иные решения, но… судебный процесс по делу о 13 января ещё продолжается.
Сейчас создаётся ситуация, когда суд более высокой инстанции должен будет рассматривать не уголовное дело о событиях 13 января, а дело относительно судей – правильно ли, или не правильно они решали. Это означает, что мы сейчас низводим дело до политического уровня, что не должен был в принципе допускать президент, — судей мы делаем заложниками политики. Как перед этим мы сделали заложниками жертвы событий 13 января в своих политических разборках.
Наблюдая высказывания президента на международном уровне, у меня возникает неудобный вопрос: не программируем ли мы в данном случае политический взгляд на дело о 13 января? Сейчас мы в деле о событиях 13 января примем обвинительное решение только для того, чтобы не разрешить проблему относительно виновности или не виновности, а чтобы разрешить проблему относительно справедливости судей осуществляющих правосудие! Так что мы в данном случае судим? Чью виновность или не виновность будем определять? Своих судей, а не 66 судимых граждан. Это бессмыслица! Так не может быть.
Кто управляет Литвой?
— Есть в самом деле много дел, где прокуроры выглядят как самый твёрдый монолит: имеем ни один пример, когда прокуратура принципиально и многие годы расследует дела о контрабанде или наркотиках, а также коррупционные дела. Однако в политических делах, создаётся впечатление, что она колышется как стебелёк на ветру. Почему?
— Хотя Генерального прокуратура назначает президент, именно процедура назначения и снятия Генерального прокурора является самым слабым местом, поэтому Генеральный прокурор является уязвимым с политической стороны. Рассматривая зависимость первых лиц различных структур, мы идём по пути тоталитарного государства: всё чаще выбираем институцию президента, которая охраняет от политических партий, политических ветров и интересов, олигархов – защищает суд, прокуратуру, полицию, Службу специальных расследований, Департамент госбезопасности, армию. Сейчас готовится изменения в устав Департамента охраны руководителей государства, который должен стать отдельной службой, где, несомненно, будет устав о наивысшей защите для её руководителя. Таким образом, изменяется равновесие между властями. Ничего не изменится, если политики не поймут, что сутью их деятельности является производство законов, а не осуществление правосудия, а исполнители правосудия не поймут, что любое движение политика в сторону осуществления правосудия – наказуемо. Мы быстро шагаем в сторону демократического тоталитаризма нового времени. Разделение властей должно действовать очень строго, иначе мы будем иметь «карманных прокуроров», о которых в своё время говорили «принадлежит президенту». Нет ни президентского прокурора, ни — парламента, есть Генеральный прокурор Литвы и подчинённые ему прокуроры.
Ну, а если президентшу поддерживала раньше одна политическая сила, или она ей симпатизировала, у многих могло создаться мнение, что прокурор, конечно, видел, какая политическая сила её поддерживала, и какой силе тогда можно было служить. В таком случае доверие к правосудию и служителям правосудия очень маленькое.
— Почему вообще сегодня в прокуратуре можно манипулировать правосудием?
— Потому что Уголовный процесс позволяет. Если раньше, в старом Уголовно-процессуальном кодексе нельзя было просто так разобщить дело, одного привлечь, другого не привлекать к уголовной ответственности, другого придержать до более удобных времён для политиков и т.п. так теперь, оказывается, в деле о событиях 13 января дружинников и омоновцев можно и не привлекать. Деятелей коммунистической партии можно за те же события осудить по другим статьям. В Мядининкайском деле — тоже самое, извлечены омоновцы, дружинники – в одну сторону, и из-за них ещё 30 лет расследовать, признавая, что это преступление против человечности, и так иметь этого гражданина под рукой – чтобы гражданин не пробовал писать мемуаров о том, что на самом деле произошло (поскольку мы привлечём его, как и К.Никулина, по той же статье). Такая ситуация не удовлетворяет не только адвокатов, но и потерпевших. Они также видят очень много несоответствий в нашем Уголовном кодексе.
Суды не могут указать прокурорам, как расследовать преступления и какие действия осуществить в деле. Прокурор самостоятельно решает это сам. Но в Литве в Уголовном кодексе оказался «король», которого даже суды не могут победить. Прежний уголовный кодекс ещё в 2002 году имел механизмы, которые не позволяли ни одному субъекту (следователь, прокурор, или их начальники) стать «королём», гражданин имел возможность искать правду и справедливость. Так вот сегодня в самом процессе возможно манипулировать составом и квалификацией: в суд может быть передано одно дело, а выйти из суда совершенно в другой квалификации. И в зависимости от того, какие политические ветры, можно манипулировать правосудием и вправо, и влево.
Есть много честных прокуроров, но все ли они стойкие? Почитайте антикоррупционную программу прокуратуры, и вас, наверняка, навестит чувство глубокого бюрократизма о выполненной большой работе в борьбе с коррупцией. А в ситуация, когда сам судья назначается только с одобрения разведывательных институций, возникает вопрос: кто же тогда властвует над Литвой? Кто управляет правосудием в Литве?