— Инициирование референдума имеет политическое происхождение, и сбор подписей сопровождался ощутимой кампанией по поддержке. Но было ли объективное основание для этого? А именно: насколько большой среди русской части общества была до сих пор поддержка идее о статусе государственного языка для русского языка?
— Для того чтобы сделать обоснованные выводы, недостаёт всеобъемлющей информации. Судя по одному из недавних исследований, которое было проведено прошлой весной с целью выяснения отношения школьников к языкам, выяснилось, что у воспитанников школ для нацменьшинств оно в целом позитивное — как к латышскому языку, так и к его изучению. Однако одновременно было выражено желание, чтобы в публичном пространстве использовался также русский язык.
Что касается референдума, большинство русскоязычных понимают, что эта акция не достигнет своей цели, однако те, кто пошёл на сбор подписей, в основном хотели продемонстрировать своё отношение к тому, что политически их присутствие в этом государстве недостаточно признано…
Часть политической элиты Латвии придерживается такой, по её мнению, западной нормы — если есть один государственный язык, то только он применяется в публичной сфере. Однако в Латвии в этом смысле всегда была другая ситуация. Почитав, к примеру, мемуары Валентины Фреймане, мы видим, что в довоенной Латвии, а также в так называемые ульмановские времена, государственным языком был латышский, который использовался в государственных учреждениях, но общение в публичном пространстве происходило и на немецком, и на русском, и на еврейском языках. В Латвии использование латышского языка никогда не было полностью всеобъемлющим.
И сейчас ситуация в сфере использования языков в Латвии не соответствует ситуации, к примеру, Германии или Франции. Не считаясь с этим и желая при помощи давления всё получить готовым уже завтра к завтраку, творцы языковой политики, к сожалению, получили не совсем прогнозировавшуюся контрреакцию. К тому же, это происходит в довольно неблагоприятной геополитической ситуации, когда обостряются отношения России и Запада, во внешней политике России появляется более враждебная риторика, что, несомненно, окажет влияние и на референдум, который должен проходить на фоне прагматичных соображений, а не преувеличенных эмоций.
— В документах, отражающих нынешнюю конъюнктуру в сфере интеграции, – Основные положения по национальной идентичности, гражданскому обществу и политике интеграции (2012- 2018), которые подготовлены при прежнем министре культуры Сармите Элерте (ныне советник премьера), а также в декларации правительства Валдиса Домбровскиса — латышский язык позиционирован как основа идентичности национального государства. Это главная установка.
— К сожалению, главная установка не ограничивается только тем, что интеграция проводится на основе латышского языка. Основные положения – это документ, у которого намного больше идеологических претензий. По-моему, не все сферы достаточно продуманы. К сожалению, присутствует попытка перенести принципы из очень консервативной немецкой конституционной теории о формировании государства на ситуацию государства 21-го века, в котором в результате оккупации и других процессов сильно изменился состав жителей, и в котором представления теоретиков 19-го века о построении государства не совсем совместимы с практикой.
Согласно этой теории государственная нация формирует культурное пространство, не принадлежащие к которому – нацменьшинства с другой культурой и языком – занимают свою определенную нишу, но не являются государственной нацией, образующей государство. Это резко противоречит широко распространённой на Западе концепции о том, что государство образуют граждане на основе общественного договора о равных правах. Каждый гражданин в определённой мере является основателем государства, и, независимо от национальности или того, в скольких поколениях его предки жили в государстве, принадлежит основной нации.
— Однако ясно, что к реальности в Латвии относится также факт, что ни латыши, ни правительство Латвии не отступят от принципа, что единственный государственный язык это латышский язык…
— Но в этом и нет необходимости. В основном хватило бы политического признания – чтобы граждан, в том числе и тех, кто стал таковыми, натурализовавшись, не разделяли на тех, кому принадлежит государство и тех, кто приспосабливается к государству. Чтобы не было так, что натурализация означает единственно изменение легального статуса человека, а возможность участвовать в политической жизни ставится под сомнение многими лидерами мнения и политиками, которые, как госпожа Элерте и другие соавторы основных положений по интеграции, настаивают, что вначале надо включиться в культуру большинства и принять социальную помять большинства, а только потом равноценно участвовать в формировании будущего государства.
— Язык – не единственный вопрос, когда речь идет об интеграции. Она невозможна и без более-менее единого понимания истории. Как известно, сейчас, в особенности о событиях 1940 года, мнения в Латвии кардинально отличаются.
— Да, конечно. Однако снова нужно подчеркнуть – единого мнения нельзя добиться только государственными документами, определив: теперь вам надо думать так. Это было главной ошибкой Сармите Элерте. Просто контролируя, что делают на занятиях учителя истории, нельзя добиться ничего. Историческая память в семьях очень разная, у каждого была своя история и понимание в зависимости от личного опыта, и это нельзя изменить директивами сверху…
Нигде не сказано, что цель любой ценой добиться, чтобы все признали одну историческую правду. Важно, чтобы люди были толерантными, готовыми сотрудничать и уважать главные ценности этого государства, которые закреплены в Конституции…
— Рассматривая риски дезинтеграции, как вы оцениваете идею об облегчении условий натурализации? Натурализация без интеграции — к сожалению, опасная реальность.
— Видите, ничто не идеально, всегда приходится искать консенсус. Надо смотреть, что лучше: или у нас будут натурализованные граждане, не все из которых интегрированы в латышскую культуру и используют латышский язык в магазине, или, как в Эстонии, — огромный процент граждан России. Надо выбирать то, что реально. И в наших интересах, чтобы здесь было меньше неграждан.
— Неудача прежней политики интеграции в большой мере объясняется фактом, что русскоязычное общество находится под влиянием доминирующего российского медиа-пространства.
— Боюсь, что решения, которые можно порекомендовать, не будут особо оригинальными. Если мы хотим, чтобы русскоязычная аудитория не смотрела Первый Балтийский канал, общественные СМИ Латвии должны предложить более интересные и содержательные передачи на русском языке о ситуации в государстве, в политике. От коммерческих радиовещательных организаций и прессы, содержание которых определяют владельцы, в ближайшее время мы таких предложений, по всей вероятности, не дождёмся.
— В Латвии широкие дискуссии вызвало мнение российских активистов-правозащитников Валерии Новодворской и Константина Борового о языковом референдуме и о русскоязычных как жертвах внешнеполитических манипуляций России с целью дестабилизировать ситуацию в Латвии. В какой степени есть основание говорить, что русскоязычные Латвии втянуты в игру, результат которой направлен против них самих?
— В этом нет ничего нового. Русскоязычные Латвии были частью этой игры очень долго. Однако было бы некорректно называть их пятой колонной. Это всё же не какая-то однородная, настроенная против латвийского государства масса. Напротив, я думаю, что большая часть этих жителей не хочет, чтобы Латвия присоединилась к России. И надо помнить, что критика в адрес этих людей, как в каком-то смысле малоценных и не понимающих ценности демократии, непосредственным образом толкает их в объятия России. Выходит, что Россия единственная, кто говорит что-то позитивное об этих людях, при посредничестве своих телеканалов подчеркивая, что они жертвы латвийского государства.
— В Латвии в выборах Госдумы России приняло участие около 15 000 человек, большинство которых, кажется, голосовало за «Единую Россию». Какая часть всех русскоязычных жителей Латвии, по-вашему, поддерживает эту партию и её политику по отношению к Латвии?
— Нет объективных данных, чтобы определить. Однако я не думаю, что большая часть этих жителей. И мне кажется, что в вопросе о поддержке политики России нет значительных различий между гражданами и негражданами.
— Угрожают ли, по-вашему, Латвии вспышки межэтнического насилия?
— Очень надеюсь, что нет. Однако насильственные беспорядки не единственное, чего нам надо бояться. Растущая нехватка сотрудничества и взаимного доверия в обществе очень плохо влияет как на экономику, так и на развитие государства в целом.
Источник — «Latvijas Vestnesis».
Перевод — ИноСМИ.
Справка «NewsBalt». Мария Голубева — исследователь латвийского центра общественной политики «Providus». В 1994 году получила степень бакалавра английской филологии в Латвийском университете, через год — степень магистра истории в Университете Центральной Европы (Будапешт), позже получила докторскую степень в Кембридже (США). Преподавала в Латвийской академии культуры, руководила кафедрой политологии в Рижском университете Страдыня, работала в Госканцелярии Латвии.