— Вы выросли в номенклатурной семье и по логике должны были примкнуть к той части золотой молодёжи – литовской элите, которая наслаждается всеми благами привилегий своих родителей.
— Наверное, сказалось влияние детства. Первые семена были посеяны уже тогда, когда отец рассказывал про дедушку (он умер, когда мне было 9 лет, мы тогда жили в ГДР и я его очень редко видел). Я помню эти рассказы отца: кем был дед, чем занимался, над чем размышлял, — он был для нас примером, как бы напоминанием о том, что ты обязан жить не для себя, а для общества. (Дед был первым председателем президиума Верховного Совета Литовской ССР в 1940 г.) Повлиял на меня и идеализм первой классной руководительницы в советской школе при посольстве СССР в ГДР. Бизнесом у нас в семье никто не занимался. По примеру деда и самого отца однажды я с головой окунулся в общественную жизнь. Но это было уже после окончания школы, в которой я не был ни активным общественником, ни активным комсомольцем. После окончания университета 10 лет отработал в МИДе. Это бюрократическая, регламентированная, связанная протоколом работа. Внешняя политика редко меняется – это и тяготило: меня не устраивал чисто проамериканский курс. Влекла политика, которая влияет на все сферы жизни, в том числе и на дипломатию. Ведь в политике можно сделать для страны гораздо больше, чем на дипломатическом поприще. И я ушёл. Сознаюсь, это было нелегко – ведь там у меня было практически всё: высокая должность – я был заведующим отделом Западной Европы, перспективы карьерного роста — на тот момент я был единственным человеком в МИДе, который свободно владел четырьмя основными европейскими языками: русским, английским, немецким и французским. Многие тогда меня не поняли – как ты мог всё бросить? Но это «всё» одновременно и «ничто», если ты не можешь менять ситуацию в стране. Окончательным толчком стал скандал с импичментом Паксасу (Роландас Паксас — президент Литвы в 2002-2004 гг.. — «NewsBalt») – лицемерие, лживые нападки элиты на него. Если сказать в двух словах, то главным мотивом моего решения тогда было (и осталось сейчас) – стремление к социальной справедливости. Стремление к ней характерно для большинства людей. Просто я стараюсь воплотить её в действии.
— Откуда у сына известного советского дипломата, а ныне европарламентария, внука первого председателя президиума Верховного Совета Литвы революционный романтизм социалистической идеи?
— Мои собственные размышления, разговоры с семьёй, с отцом, книги, — а я в подростковом возрасте много читал, привели к мысли, что должно быть единство мысли и действия. А исключения только подтверждают правила. Читая и анализируя мемуары тех семей, которые входили в советскую элиту, к сожалению, обнаруживаешь, что среда действительно развращает. Видимо, одним из факторов крушения социализма – не основным, конечно, было и то, что многие советские руководители и их дети просто зазнались, а многие и зарвались. Я помню такой случай: в 1986 году мы поехали покататься на лыжах на окраину Антакальниса в Вильнюсе. С нами был советский дипломат, работавший тогда в Штатах, — Витаутас Малишаускас – очень хороший человек. Мы там встретили несколько представителей литовской элиты , и я помню, как Малишаускас с отцом посмеивались над собой – мол, что же мы за дипломаты, если у нас самые простые лыжи, самая скромная экипировка. Вот в чём мы с отцом не сходимся, так это в том, что отец считает, что действовать нужно не так, постепенно, более дипломатично.
— Может, он прав – нельзя рубить с плеча, лететь на белом коне с шашкой наперевес?
— Нельзя, конечно, но если проанализировать действия, о которых говорит отец, то что его социал-демократическая партия сделала – где результат? Она стала чисто либеральной партией — даже консерваторы порой выглядят более левыми, чем социал-демократы – вот, например, они проголосовали за налог на богатство. Естественно, и отец может спросить меня, а где результаты твоих действий? Но я говорю, подождите, не сразу Москва строилась, мы только в начале пути. Да и наш путь тернистее, чем тот, которым идут, скажем, некоторые социал-демократы. Да были у меня и правильные, и неверные ходы, но я недавно в активной политике, а объединённая партия Социалистический народный фронт вообще существует только два года. Да и ситуация для её деятельности ещё должна созреть.
— То есть социалистическая идея пока не находит отклика в обществе?
– Исторически, я думаю, люди скоро созреют до понимания того, что капитализм ведёт не туда.
— Несмотря на разочарование в капитализме, вряд ли людям сегодня хочется борьбы: они устали бороться – с врагами, за кусок хлеба, за урожай, за социализм, демократию…
— Этот вопрос многогранный и сложный – в мире сегодня процессы склоняются в пользу левых сил. Наверно, и в Литве люди на своём горьком опыте поймут, что если они будут только сидеть на своих кухнях и жаловаться, то ничего не изменится. Да, вы правы, — недавние резкие перемены для многих ассоциируются с падением уровня жизни. Мы сейчас заканчиваем двадцатилетний период, когда происходит смена поколений, а в обществе наблюдаются разброд и шатания. За советское время люди отвыкли от борьбы. Но мы из этого не делаем глубоких выводов – жизнь сама вернёт людей к пониманию того, что им необходимо организовываться — идти в партию, вступать в профсоюз, чтобы отстаивать свои права, а не эмигрировать.
– Но люди хотят жить в странах, где капитализма и демократии больше, чем у нас, поэтому они уезжают в поисках лучшей жизни…
— Они едут туда, где им больше платят. Но они уже начинают понимать, что там живут хорошо за счёт всего другого мира. США, имея 4 процента населения земли, потребляют 25% энергоресурсов, то же самое в Западной Европе – благополучная жизнь достигнута за счёт эксплуатации бывших колоний, но и там очень скоро всё начнёт меняться. Уже сегодня не так легко найти работу. Уровень жизни на Западе заметно упал и продолжает падать, хотя всё ещё остаётся значительно выше нашего. Но надо понимать причины. Ведь тамошний капитализм с человеческим лицом — только благодаря социалистической идее, воплощённой в СССР, страх перед которой заставил правительства развитых капиталистических стран социализировать капитализм. Сами американцы говорят, что американский пролетариат должен быть благодарен российскому советскому пролетариату — ведь условия его труда улучшались из-за боязни социалистической революции. Сейчас СССР нет и можно ликвидировать эти достижения – вот уже российский олигарх Михаил Прохоров предложил поправку в Трудовой кодекс о введении в России 60-часовой рабочей недели. Конечно, в ухудшении жизни Европы сыграет роль и подъём экономики бывших колоний и развивающихся стран – в Индии, Китае, Бразилии, которые уже не хотят работать для Запада, не хотят отдавать свои ресурсы, как это было столетиями. Так что возвращение к социалистической идее — долгий процесс, но мы и не ожидаем, что в Литве сразу поддержат нас. У нас пока небольшой, но стабильный электорат. И мы не стремимся к популистским победам, как, скажем было у Паулаускаса, которого поддержали 30%, а сейчас партия прекратила существование (Артурас Паулаускас — экс-председатель сейма Литвы. — «NewsBalt»).
— Ваша политическая карьера началась стремительно, однако и от неё вы неожиданно отказались…
— Я ушёл из МИДа в 32 года, а через год – в начале 2004 года был избран по спискам социал-демократов в парламент. Пришёл с иллюзией, что это партия социальной справедливости и с ней многое можно будет сделать. Через пять лет, в начале 2008 года, меня исключили из партии. Произошло крушение иллюзий – классическая ситуация. Я увидел будни системной партии, и понял, как много связей и ниточек в ней тянется к капиталу. Партия обросла этими связями и стала зависимой от своих спонсоров. А когда я поездил по стране, то увидел, что партия закостенела не только на уровне центрального аппарата и фракции сейма, но и на местах. Там тоже мэры, вице-мэры, директора администраций самоуправлений – административный ресурс сросся с местным капиталом. Это было большим разочарованием — стало понятно, что тут не пройдёт вариант, когда можно с командой единомышленников попытаться повлиять на партию изнутри. Сначала я присматривался, пытался понять — откровенно об этом говорить я начал где-то в 2006 году. Меня выбрали председателем самого большого — Вильнюсского отделения партии. В начале 2007 года у Вильнюсского отделения партии вся предвыборная компания по выборам самоуправления шла искренне против «Абонента», «рубиконизации» – монополии. Но после выборов руководство партии мне говорит: мол, поиграл и достаточно, а теперь вступай в коалицию с нашим всегдашним партнером Зуокасом (Артурас Зуокас — нынешний мэр Вильнюса. — «NewsBalt»). Я возмутился — мы обманем избирателей! К тому же ещё есть Паксас, в импичменте которого соцдемы тоже активно участвовали. Я сказал, что теперь надо отдать дань человеку, который незаслуженно пострадал, и тем самым мы отодвинем Зуокаса — ведь Паксас тогда выиграл выборы, набрав 25% голосов. Но руководство жёстко настаивало идти с Зуокасом. Тогда Вильнюсское отделение меня поддержало и вопреки мнению руководства партии, мнению премьера, мы создали коалицию с Паксасом, после чего мне запретили выступать публично и говорить с журналистами. Это была весна 2007 года, а в августе пришла ЛЕО (национальная энергетическая компания Литва), когда Киркилас (Гедиминас Киркилас — экс-премьер Литвы. — «NewsBalt») договорился с «Вильняус прекибой». Я в сентябре предложил Киркиласу провести внутрипартийный референдум – это уже потом за ЛЕО взялся Чилинскас (Кястутис Чилинскас — известный литовский правозащитник, учредитель Неправительственного демократического движения, скончавшийся в 2011 году. — «NewsBalt»). Уже тогда было понятно, что терять нечего, потому что изменить партию невозможно – легче создать новую. В ноябре я выступил перед однопартийцами, сказав, что социальная несправедливость накалила литовское общество докрасна. Вот тогда меня и исключили из партии.
— Соцдемы расценили этот конфликт как вашу борьбу за власть?
— Я и не скрываю, что не было борьбы за власть – она была, но скажите, где водораздел между борьбой за идею и борьбой за власть? Это почти что одно и то же. Потому что одно без другого невозможно – таков закон политики. Другое дело ответить на вопрос – во имя чего нужна эта власть? Я когда -то для себя определился, что идею без власти не реализуешь. Но вот вопрос — во имя чего нужна власть – во имя обогащения или для реализации задуманного? Конечно, в 2006 году, когда мы взяли власть в Вильнюсском отделении партии, оттеснив Кунчинаса, было пролито много политической «крови», там велась очень острая борьба за власть, за выбор: или мы идем за Зуокасом или все-таки проводим свою социал-демократическую политику.
— За эти годы у вас поменялось окружение – ушли многие соратник. Чем вы это объясняете это?
— Одним из главных уроков для меня стал подбор людей и соратников, единомышленников. Такая же проблема была у моих деда и отца – мы все были белыми воронами, полагая, что все люди видят в тебе друга. Когда ты растешь в тепличных условиях, ты думаешь, что все тебе хорошо относятся, — так, как ты сам относишься к ним, ты не понимаешь, что в политике существует борьба за власть. Это приходит с горьким опытом – поэтому такая череда людей. С опытом пришло и умение отбирать людей, единомышленников. Мы ведь начинали в Вильнюсском отделении как социал-демократы. Я был социал-демократ, но потом постепенно пришел к пониманию, что социал-демократия зачастую идет в хвосте у капитала. Мало кто знает, что Смятона в 1926 году пришел к власти с согласия с социал-демократов, которые тогда обладали всей полнотой власти и всей информацией о готовящемся им перевороте. И они открыли ворота реакции. В новые времена мы стали свидетелями, как консерваторы, крупный капитал реализовывали через социал-демократов свои интересы, а соцдемы проводили политику крупного капитала. Я всегда думал, почему это так? И постепенно пришёл от социал-демократии к социализму. Однако социализм – это шаг влево, поэтому меня покинули некоторые совсем неплохие люди, которые были и остались социал-демократами.
— Не привело ли это к вам радикальных и маргинальных людей?
— Среди моих единомышленников сейчас нет неадекватных людей, — когда-то были такие, которые требовали идти в подполье, на баррикады, бойкотировать выборы. Мы не ходим в народ с портретами Маркса и Энгельса – в народ надо идти с лозунгами по улучшению жизни. Мы пытаемся добиваться, чтобы человек зарабатывал больше, чтобы не уезжал, получал большую пенсию. То есть занимаемся тем, что англичане называют вопросами хлеба и масла. Некоторые наши лозунги, может быть, для кого-то звучат радикально – но вот вам пример эволюции: сейчас и Кубилюс, и Дягутене заговорили о том, о чем мы говорили в 2008 году на выборах – о введении прогрессивного налога, налога на роскошь, налога на дивиденды. Именно за это нас тогда называли радикалами. А Кубилюс делает это сегодня – такова ирония истории. Ирония и в том, некоторые социал-демократы голосовали против этих налогов. И я думаю, что Кубилюс через 2-3 года, если останется у власти, реализует некоторые наши программные установки – национализацию некоторых коммерческих банков, введение прогрессивного налога и рано или поздно развернётся лицом к Востоку – России, Белоруссии – Евразии. Ведь даже Европа понимает, что без Евразии она не проживёт. Так что наши идеи, которые ещё недавно называли маргинальными, воплощают консерваторы – ирония истории.
— Ваша жена выходила замуж за успешного дипломата с блестящим будущим – вы обманули ее ожидания…
— Жена очень хороший человек — образованный, совестливый, она, русская, приняла Литву, хотя ей трудно сжиться с некоторыми вещами. Конечно, для неё это испытание – снизился уровень жизни семьи, абсолютная неясность перспектив. Но она сильная женщина. Я думаю, что у неё не самая худшая ситуация – у неё есть работа, семья. Единственное – она не знает, что ждёт меня и что ждёт семью.
— Отношения с матерью и отцом остаются напряжёнными?
— Да, хотя я вижу, что появляются элементы большего понимания с их стороны. Просто мы с отцом идём разными путями. Может быть, на это повлияли перемены в мире — они показывают, что наши идеи востребованы обществом.
— Вы активно защищаетесь – появляются новые свидетели. Тяжело доказывать свою правду?
— Думаю, что инициаторы сожалеют о том, что затеяли суд – он не может ответить на вопрос, кто стрелял из охотничьих ружей. Тогда разбираться не стали, а сегодня люди начинают задумываться над этими вопросами – собственно суд заставляет нас контратаковать, искать новых свидетелей.
— Как относится к вам сегодня литовское общество?
— Всё меняется – вот недавно был в Каунасе и увидел, что те, кто не любил раньше, те ещё больше не любят. А те, кто занимал нейтральную позицию или испытывал симпатию, те стали смотреть с уважением — это я почувствовал. Стали больше уважать за то, что не отрёкся. Литовские журналисты после каждого суда спрашивают – так вы не отреклись от своих слов? И даже прокурор, когда просил год тюрьмы условно, аргументировал это тем, что я не отрёкся от своих слов. То есть, они думали, что будет отречение. А когда этого не произошло, началась интересная ситуация. Несмотря на то, что мы находимся в информационной изоляции в литовских СМИ, что нам ставят всякие преграды для получения финансовой помощи, люди видят, что мы не сдаёмся – я имею в виду не только суд. После моих слов о тринадцатом января многие литовцы – пропаганда была ведь очень мощной, отвернулись от меня. Отец и брат не поняли моих слов и под давлением даже в какой-то мере отреклись от меня. Но сейчас слышу другие нотки – ты до сих пор держишься, продолжаешь отстаивать свою правду? Я оптимист, хотя сейчас не самый лёгкий период в моей жизни. Я хочу поблагодарить те 12 человек, которые не побоялись прийти в суд и дать показания – спасибо всем, кто поддерживал меня во время суда.
Источник — «Экспресс неделя».
Справка «NewsBalt». Альгирдаса Палецкиса, главу партии «Социалистический народный фронт», обвиняют в нарушении статьи Уголовного кодекса Литвы за «отрицание советской агрессии и оккупации». Палецкис в радиоэфире сказал по поводу событий 13 января 1991 года, когда во время штурма советскими солдатами Вильнюсской телебашни при не до конца выясненных обстоятельствах погибли мирные граждане: «Как сейчас выясняется, свои стреляли в своих». Эти слова впервые с 1991 года публично поставили под сомнение официальную версию тех событий, гласящую, что людей расстреляли советские военные. За время процесса Палецкис привел в суд множество свидетелей, утверждающих, что они видели, как с соседних высотных зданий неизвестные в штатском стреляли в гражданских лиц. Приводит он и данные судебно-медицинской экспертизы о том, что из некоторых тел были извлечены пули от охотничьих ружей и винтовки Мосина, которых не было на вооружении у советских солдат…