Сидит себе в Париже, в уличном кафе элегантный мужчина. Шейный платок, в руках газета. Перед ним тарелка супа, он не обращает на нее внимания, весь погрузился в чтение. Мимо проходит эдакий типичный «Гаврош». Голодный. Видит дымящуюся тарелку, ложку и мужика, читающего газету. Ну вот он берет ложку и быстренько хлебает супчик. И вдруг… на дне тарелки он видит расческу и… все съеденное в тот же миг возвращается обратно в тарелку. Элегантный господин откладывает газету, смотрит на беднягу и спрашивает:
— Вы тоже доели до самой расчески?
Это самый трагический и вместе с тем самый смешной анекдот, который я когда либо встречал. Я увидел его в журнале, в котором я публиковался, с таким по-парижски звучащим названием «Гильотина».
Понятное дело: шутки, и теперь тысячи мудрецов ломают головы над вопросом «как далеко можно зайти, чтобы не получить по морде». Я начну с банального: я тоже был сатириком в студенческом кабаре. Я писал тексты, с которыми мы выступали. И вот очередное выступление на балу одного из факультетов. Мы читаем свои тексты: вот Мицкевич, вот сериал, смешно! И вдруг какой-то шутник кричит:
— В нижнем зале стриптиз!
И весь зал рванул вниз, я, кстати, тоже.
Тогда я подумал, что не стоит смеяться над другими. К слову, вчера мне об этом напомнил Гоголь. Новая инсценировка «Ревизора» с прекрасным актерским составом. В роли городничего Ежи Штур. Идет последняя сцена, и… я просто в шоке! Итак, Штур, осмеянный всем обществом, переполненный отвращением, хоть сам тот еще прохвост, громогласно вопрошает: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!»
И — внимание — вытаскивает «Калашников» и начинает палить по сидящим на сцене! Трах-тарарах! Год постановки 2014. Кто режиссер, я не обратил внимания, но он оказался пророком. Ведь те, кто смеется с других, не знают, что есть «Калашников».
Прямо как случилось в Париже с людьми, которые подумали, что можно смеяться над всеми и над всем. Сейчас начнется дискуссия о границе свободы слова, в том числе и сатиры. Мое мнение таково: появляется слово «граница». В нашем языке оно означает также «табу». Что-то, что является важным для других, как девичество для дочек, к примеру. Невинность.
Магомет не желает, чтобы появлялись его изображения. А «Бунтующие письки» не могут валять дурака в церкви в Москве. За богохульство и святотатство должно быть наказание, иначе мир превратится в сточную канаву.
Печально, что мы позволяем оскорблять Христа, поносить его защитников. Эти террористы не подняли руки на независимых журналистов — они в отчаянии тоже поборолись за границу свободы слова. Должны существовать табу и священные понятия. Святые, значит такие, которые не могут становиться темой для насмешек. Как Магомет, как собственная жена, как ребенок. Да, это трудно понять, но есть еще священные понятия, и их защищают только мусульмане. И евреи — защищая «Землю обетованную». Мы позволяем себе ставить все с ног на голову во имя некоей свободы. Да, но это — позволю себе процитировать — ограниченная необходимость. А некоторые разогнались аж до самой расчески.
OK. Сатира имеет место быть. Но оставьте в покое Магомета. Как мне кажется, его учение позволило выжить людям пустыни, отсюда и его популярность. Отсюда мое к нему уважение. Если его последователи не хотят, чтобы над ним насмехались, то у них есть право попросить об этом. Давайте будем уважать их мнение. Но нет, мы высмеем все. Тут возникает вопрос о границе насмешек и шуток. У нас с этим нет проблем — мы посмеемся и над Господом и над святым Петром. Но наша религия старше и она относится к этому спокойнее. Мы не думаем, что кто-то только этому учится и… не хочет научиться! Поскольку только они сохранили это «табу».
Табу это нечто, на что нельзя посягнуть и о чем не следует говорить. Это такая тайна, секрет жизни, загадка. Как честь твоей жены и дочери, и чистота матери. Что, разве мусульмане слишком многого от нас требуют?
У нас в Польше был процесс об образе Христа, когда высмеивали его защитников и хвалили богохульников. Жаль каждой потерянной жизни, но то, что случилось в Париже, было смертью по собственному выбору. Игра с огнем. У журналистов нет каких-то исключительных прав, и я тоже этому научился. Смирению.
В азарте борьбы за свободу слова мы теряем инстинкт самосохранения. Мы, журналисты. Я, к счастью, никогда не ходил на заседания редколлегии, полагая их пустой тратой времени и получением указаний: над кем смеяться можно , а над кем — нет, иначе будет наказание. Видимо поэтому у меня сохранилось некая частичка независимости.
Что касается Магомета — если так много людей считают, что нельзя делать его изображения, то так же будет и для меня. Так же, как и Господь Бог. Граница, о которой мы ведем дискуссию, должна быть неприкасаемой. Табу. Но защищая «Бунтующих писек» из московской церкви, вы только подогревали таких, как те из «Шарли Эбдо». Ну они и перегрелись. А, как известно, в пустыне и так всегда было слишком жарко. Я бы написал, что ума у них не больше, чем у обезьян, но меня за это накажет УЕФА (автор фельетона является известным спортивным журналистом и обозревателем. — «НьюсБалт»). И так плохо, и эдак неладно.
Скажу только, что в упомянутой выше «Гильотине» у меня тоже иногда поджилки тряслись. Например, текст об одном из наших премьеров: «Он с детства был дебилом». Я спрашиваю коллегу, зачем он написал так по-хамски? А он мне: «Главное, поднять тему, тогда о нас будут много говорить». Ну вот: шутки кончились. Начались ступеньки вниз. «Калашников» стоит дешевле, чем годовая подписка на парижский сатирический журнал.
Источник — Polska Times.
Об авторе. Павел Зажечны (Paweł Zarzeczny) — известный польский спортивный журналист и обозреватель. Публикуется во многих специализированных и общетематических изданиях. Ведущий нескольких спортивных программ на телевидении.