Информационно-аналитический портал «НьюсБалт» перевёл на русский язык мнение польского эксперта, активиста «Общества поляков Литвы» Мартина Скальского о том, что пора оставить утопическую идею создания антироссийского интернационала.
Вопреки тому, что пишут большинство польских СМИ, Украина, воюющая на Донбассе, не защищает Европу от России. Эта упрощенная точка зрения очень выгодна для тех, кто желает эмоционально привлечь поляков на сторону Киева, а в будущем может быть подготовить почву для общественного одобрения на вмешательство самого польского государства в этот конфликт.
Если бы украинская армия на Донбассе действительно стала лицом к лицу с российской армией, то линия фронта наверняка не проходила бы там, где она проходит сейчас. В такой ситуации мировые СМИ сообщали бы в лучшем случае о столкновениях украинских партизан с русскими где-нибудь в окрестностях Одессы. Если же дело обстоит иначе, и на Донбассе — как утверждает большая часть СМИ — действительно воюют части российской армии, то это является доказательством исключительно военной слабости России.
А как быть, если Россия действительно является государством, располагающим значительным потенциалом?
Здравый смысл и интересы государства в этом случае требовали бы избегать столкновения с такой страной до тех пор, пока не дошло до непосредственной угрозы польским национальным интересам. Если такой конфликт является неизбежным, то военное искусство требовало бы сделать ареной этой конфронтации территорию, расположенную как можно дальше от собственных границ. В нынешней ситуации Донбасс как раз соответствует этим критериям.
Однако позиция украинских властей вызывает сомнения. Применительно к полномасштабной — как они говорят — войне с Россией используется загадочный термин «антитеррористическая операция», что исключает тем самым состояния войны с другим государством, тем более, что Киев считает Россию не террористической организацией, а страной, с которой он поддерживает дипломатические отношения. Так от кого нас защищают украинцы на Донбассе?
Какова бы ни была правда об этом конфликте, но — справедливо, или нет — вину за него возлагают на Российскую Федерацию. Результатом этого стали санкции, направленные против России, и оборонительная позиция российских властей на международной арене. Насколько Крым является для Украины кровоточащей раной, настолько же такой же самой раной является для России и одновременно для Украины Донбасс. Таким образом, мы имеем дело с ситуацией, в которой потери несут оба наших соседа, участвуя в конфликте, разрешение которого отвечало бы интересам обеих государств.
Государственные интересы Польши требовали бы занятия как можно более нейтральной позиции и внимательного наблюдения за событиями на Донбассе. По сути дела Польша не в состоянии как-либо помочь Украине — объединённый потенциал Польши и Украины не превышал бы российского потенциала. Такой польско-украинский альянс потребовал бы американского зонтика, что де факто сделало бы это соперничество российско-американским. В этом случае Польше досталась бы роль прифронтового государства.
Вернёмся к старому военному принципу ведения войны вне своей территории, вспомним, каким арсеналом располагают обе державы, попробуем себе представить, какими были бы последствия их применения для Польши.
Вынужденная защищать свою позицию Россия, неизбежно применяет оборонные шаги, что является угрозой для её непосредственного окружения. Парадоксально, но это даёт шанс на реализацию польских интересов.
«Наш оптимум — это Россия в пределах великорусских этнографических границ, лишённая державных позиций, находящаяся под международной опекой, с возможностью иностранного экономического вмешательства, при этом небезопасная для финского, эстонского, латышского, литовского, белорусского и украинского народов, для того чтобы народы эти искали у Польши поддержки и опеки» — писал Роман Кнолль, близкий сотрудник Юзефа Пилсудского.
В нынешней ситуации российской позицией недоволен президент Белоруссии. Нельзя не видеть того, что он попал в западню, которую сам же и подготовил, делая пророссийский курс для Белоруссии безальтернативным. Это дало бы шанс для реализации польских интересов, если бы политика Варшавы не шла бы единым курсом с политикой Вашингтона.
В случае её освобождения от американского влияния, которое проявляется в неустанных попытках подрыва позиции Лукашенко в надежде на «майдан» в Минске, за отказ от этого крестового похода он мог бы заплатить Варшаве польскими школами в Белоруссии, польскими названиями улиц и городов, короче говоря: созданием таких же условий для поляков в Белоруссии, какие белорусы имеют в Польше. Не и стоит говорить, что такие уступки для поляков в авторитарном государстве выставили бы в невыгодном свете на международной арене соседнюю Литву с точки зрения отношения к польскому меньшинству, если бы Варшава проявила волю к приданию гласности этому вопросу.
В польской заграничной политике господствует абсолютный минимализм, основанный к тому же на фальшивых предпосылках. Одной из них является догмат, согласно которому — чем дальше на восток будет отодвинута Россия, тем лучше для Польши. Тем временем западные границы России проходят приблизительно там, где они были в XVII веке, но это отнюдь не сделало Польшу более сильной. Тут проявляется второй догмат, а именно: Польша ни в коем случае не должна граничить с Россией, поскольку это само по себе созда`т смертельную угрозу.
Достаточно бросить взгляд на карту, чтобы заметить, что в настоящий момент Польша граничит с Россией и, несмотря на это, продолжает существовать, а российские войска при этом не дислоцируются в Варшаве. Более того — если бы Россия этого хотела, то она могла бы напасть на Польшу уже сейчас, и прохождение линии фронта на Украине не имело бы при этом никакого значения.
Ясное дело: соседство с милитаризованной Калининградской областью должно вызывать обоснованный дискомфорт. Такие чувства были и до начала конфликта на Украине. Таким образом, трудно увязать вопрос прохождения линии фронта на Донбассе с эвентуальной военной угрозой для Польши со стороны России, и тем труднее признать справедливость утверждения, что якобы на Донбассе украинская армия воюет так же за Польшу, или — более того — за Европу.
Догмату о зависимости протяжённости польско-российской границы, которая обратно пропорциональна силе и безопасности Польши, противоречат и элементарные исторические факты. Самым сильным и влиятельным государством Польша была тогда, когда самой протяжённой за всю историю была её граница с Россией. Подчинение внешней политики целям, основанным на ложных предпосылках, не ведёт к реализации национальных интересов.
Если бы вопрос о ликвидации границы с Россией стал приоритетной целью, следовало бы вывести из состава Польши Варминьско-Мазурское воеводство, которое в качестве независимого субъекта отделяло бы нас от Российской Федерации. В противном случае следовало бы признать, что граничащая с Россией Польша может существовать, и что если нам что-то угрожает со стороны России, то угроза эта исходит никак не с украинского направления, а с севера.
Хотим мы того, или нет, но на юго-восточном направлении у Польши уже имеется антироссийский буфер, которым являются отторгнутые от Польши после Второй мировой Восточная Галиция и Волынь, где украинская самоидентификация поддерживается субъективными воспоминаниями о «героических подвигах ОУН-УПА», и где население готово стать с оружием в руках против русским. Доминирующие там настроения носят антироссийский и антисоветский характер, их поддерживает память о сопротивлении, которое УПА оказывала советам после войны.
Является ли местное самосознание также антипольским, означает ли культ УПА антипольскость на западной Украине, об этом можно дискутировать, но бесспорным остаётся факт, что эта организация сыграла «выдающуюся» роль в уменьшении польского этнического пространства, и что сейчас, вместо того, чтобы находить там поддержку в лице представителей польского этноса, мы имеем у своих границ националистический, чисто украинский в этническом отношении регион. Польше было бы на руку, чтобы тамошний национализм как можно дольше оставался бы втянутым в конфликт на Донбассе и в борьбу за реституцию границ Украины, существовавших до революции на Майдане. Чтобы он обескровливал Россию и одновременно сам себя.
Белоруссия, хотя на её территории расположены военные объекты, также выполняет роль буфера до тех пор, пока она остаётся формально независимым государством. Правда, Запад прилагает усилия, чтобы бросить её в объятья России — ведь именно к этому ведут изоляция и попытки провести там «цветную революцию», но сам Лукашенко заинтересован в независимости своей страны больше, чем ролью губернатора, назначенного Москвой. Тем не менее трудно не заметить, что и Польша, и Белоруссия являются объектами соперничества Восток-Запад, причём Польша исполняет роль инструмента на случай белорусского варианта «майдана», а Белоруссия — территорией, на которой США хотели бы приблизиться к российским границам.
В этой ситуации поиски Минском соглашения с Западом, вызванные ростом угрозы со стороны России, были бы шансом на выгодный договор с Польшей и получение привилегий для польского национального меньшинства, там проживающего. Достаточно всего лишь отказаться от бессмысленной с точки зрения польских интересов поддержки белорусской антилукашенковской оппозиции, оплачиваемой деньгами наших налогоплательщиков, и поставить польско-белорусские отношения в прямую зависимость от положения местных поляков. Российское давление могло бы в этом случае привести к позитивному — с точки зрения наших интересов — результату.
Третьим догматом, которым руководствуется польская внешняя политика, является пресловутая необходимость наличия буферов, отделяющих нас от России, что обуславливает само существование Польши. Для слабого государства, которым и является Польша, граница с Россией на всем протяжении её восточных рубежей действительно обрекала бы нас на роль вассала России или Германии — возможно, в виде территориально урезанного кондоминиума.
Для многих Польша в нынешних границах с буферной зоной на востоке видится целью самой в себе. Этот губительный минимализм имеет историческую обусловленность — якобы Польша до разделов не была именно Польшей, а безликой Речью Посполитой, как максимум это был многонациональный субъект» (польско-литовско-украинско-белорусско- и т. д.). Не вдаваясь в дискуссию на эту тему, следует всего лишь спросить: в чём заключалась эта многонациональность, если поляки составляли коренное население Вильно, Минска или Киева, в то время как литовцы, белорусы или украинцы не были коренным населением ни Варшавы, ни какой-либо другой части Речи Посполитой, которая была безусловно польской?
В результате передвижения наших границ за пределами страны остались сотни тысяч наших соотечественников, и радоваться тут нечему, разве что верхом мечтаний поляка является существование в пределах иного государства. Именно такой ценой — драматического отступления на запад — мы получили буферную зону на востоке, вместо того, чтобы граничить с Россией в окрестностях Полтавы, Смоленска или Пскова. Ведь причиной падения былой Речи Посполитой не являлась её территориальная экспансия на восток.
Не были бы самым лучшим буфером для Польши от чего угодно сами поляки? С точки зрения государственных и национальных интересов такое бесконечное отступление на запад является поражением, а не достижением. То, что мы граничим не с Россией, в нынешней ситуации может быть только минимализацией потерь, а не чем-то, о чём можно было бы сказать «поймали господа бога за бороду».
В сущности, существование буферов, отделяющих нас от России, имеет смысл только тогда, когда в этих государствах активно развивается национальная жизнь польского меньшинства, в ином случае соседство со странами, где нет возможности для проявления польской идентичности перестаёт быть ценностью.
Есть ещё один повод, по которому поддержка интересов наших соотечественников на Кресах имеет приоритетное значение. Если мы начнём во имя чего-угодно жертвовать нашими соотечественниками, то тем самым мы лишим собственный народ его моральной основы, а наше политическое существование сделаем бессмысленным. По сути дела именно с такой ситуацией мы имеем дело последние 25 лет.
Сегодня возрождение национального единства необходимо нам как воздух. Этого не заменит ни общество «тёплой воды в кране», ни бытие некоей «антироссией», что является унизительным для народа с более чем тысячелетней историей. Нам не нужно также слияние с литовцами, белорусами или украинцами в некоей безликой «Речи Посполитой», поскольку во-первых, мы хотим остаться прежде всего поляками, а во-вторых, в этих странах мы не найдём сторонников такой концепции.
Пропагандисты идеи Междуморья не способны мыслить в категориях национальных и только национальных интересов. По этой причине они не в состоянии понять хода мышления элит в Киеве или Вильно и тамошних народов, которые не хотят быть гражданами Речи Посполитой, но украинцами на Украине и литовцами в Литве.
В конечном счёте превращение нынешней Польши в машину для причинение вреда России обрекает поляков в Литве, Белоруссии и на Украине либо на ассимиляцию с местными этносами, либо на роль антироссийского бампера на службе антипольским интересам.
Кроме того, предложение антироссийского союза в форме прежней Речи Посполитой совершенно игнорирует то, что существует объективно и чего мы не в состоянии изменить – национальной памяти украинцев или литовцев. Украинцы видят в Речи Посполитой антиукраинскую оккупационную структуру, так что нет шансов на то, чтобы они себя с ней каким-то образом отождествляли. Литовцы в свою очередь воспринимают Великое Княжество Литовское как организм исключительно литовский в современном понимании этого понятия, а на унию с Польшей смотрят отрицательно, поскольку она привела к полонизации местных элит и части народа. Так зачем бы им хотеть возвращения в эту структуру? К сожалению, наверное только поляки — единственный исторический народ среди них — в состоянии пожертвовать собственной идентичностью и своими самыми насущными интересами для того, чтобы вредить России.
Эта концепция разбивается также о реалии другого рода. Как могут отождествлять себя с антироссийской структурой русскоязычные в большинстве своем белорусы, самоидентификация которых не исключает возможности отождествления себя с широко понимаемой русским культурным сообществом? Хотим мы того, или нет, но для Лукашенко — хотя и не обязательно из патриотических соображений — остается важным наличие формально независимой Белоруссии. Следует помнить, что в 1994 году он не был даже фаворитом Кремля, в этой роли выступал его конкурент Вячеслав Кебич. А тем временем как раз против Лукашенко направлены усилия польской дипломатии — при этом не во имя польских интересов, но интересов исключительно антироссийских, что всё-таки не одно и то же.
Предложение Украине концепции антироссийского союза угрожало бы в свою очередь территориальной целостности этого государства. Как мыслят себе сторонники этой концепции участие населения Одессы, Харькова или Донецка в проекте возрождённой Речи Посполитой, если такой исторический опыт является для них абсолютно чуждым? Речь Посполитая никогда не достигала этих пределов, так что местные жители по объективным причинам не будут отождествлять себя с таким проектом.
Украина является ярким примером того, что СССР не распался по национальным границам, и именно поэтому она могла играть роль либо ничейной земли, где русское и русскоязычное население имело бы гарантированные юридические права, либо стать несостоявшимся государством в результате внезапного перекоса вдоль одного из векторов. Галиция и Волынь не имеют ни малейшего намерения стать во главе «русского мира», но и Одесса, Харьков или Донецк никогда не захотят быть частью блока, направленного против России.
Нынешнее участие Польши — прифронтового государства НАТО — в конфликте на Донбассе несомненно было бы выгодно Украине, которая прилагает все усилия для придания ему международного статуса и представления его как борьбу Европы с Россией, Запада с Востоком, цивилизации с варварством.
Создаётся впечатление, что представляющий таким образом события на востоке Украины в польском сейме Пётр Порошенко сам не верил в то, что говорил. Однако этот бенефициарий украинской олигархической системы, миллиардер и политик, на счету которого участие в основании Партии регионов и должность министра при её правлении, прекрасно знал, что в это поверят польские политики.
Источник — Kresy.pl.
Справка «НьюсБалт». Мартин Скальски (Marcin Skalski) — польский обозреватель и публицист, выпускник отделения внутренней безопасности Варшавского университета, слушатель трех учебных учебных заведений на «востоке»: в Вильнюсе, Львове и Донецке. Деятель «Общества поляков Литвы».