Польский врач Збигнев Шеменович.

Полонофобия как большевистско-националистическая патология в Литве

"НьюсБалт" перевёл на русский язык статью польского врача из Литвы Збигнева Шеменовича о большевистских реликтах в сознании Литвы

Информационно-аналитический портал «НьюсБалт» перевёл на русский язык статью польского врача , живущего в Литве, Збигнева Шеменовича о большевистских реликтах в сознании Литвы. Материал вышел в газете «Курьер Виленский».

Тезис о том, что литовцы были достойными борцами с большевиками, очень сильный и достаточно распространённый сегодня в Литве.

Посмотрим, однако, правде в глаза и ознакомимся с обратной стороной распространяемого мифа, о том, как решалась судьба Вильно и Виленьшины (русифицированное польское определение Вильнюсского края, Вильно – польская транскрипция на русском языке города Вильны, Вильнюса. – Пер.). В литовском сознании всё ещё существует понимание о так называемой осуществлённой несправедливости со стороны поляков после 1-й Мировой войны в связи с принятием Вильно под свою администрацию. Это до сих пор вызывает массу негативных эмоций и является предметом постоянных претензий со стороны литовцев, а также бросает тень на отношение к польскому меньшинству.

Поляки ждали, когда же опомнятся братья литовцы, и с уважительной усмешкой покорно выслушивали обещания признания за ними соответствующих прав. Очнулись лишь тогда, когда плохо пошли дела НПО «Орлен» (польского предприятия выкупившего в середине нулевых лет Мажейкяйский нефтеперерабатывающий завод после афёры с ним американской фирмы «Вильямс», оставившей Литву с огромным долгом перед ней. – Пер.), в который было инвестировано миллиарды долларов. Планы, направленные на обретение Литвой энергетической независимости, не обращая внимания даже на неоправданно высокие цены на это, провалились. Когда позитивные решения с литовской стороны относительно проблем «Орлен» не наступили, а в добавок, «по-братски», или точнее «по-большевистски» демонтировали железнодорожные пути, которые соединяли Мажейки с ближайшим портом в Латвии, терпение стратегических партнёров закончилось.

Думаю, что именно дело «Орлен» стало главным фактором в том, что начали вспоминать о правах литовских поляков, поскольку это своеобразный, и довольно чувствительный инструмент в политике. Хотелось бы верить, что в двусторонних отношениях не только вопросы прибыли, но и вопросы польского меньшинства, являются приоритетными в независимости от экономических вопросов. Надо, все же помнить, что в достижении своих целей литовцы очень последовательны. А, именно, в удержании собственного национального государственного естества, понимаемого, все же, очень специфически. Поэтому могли и могут в случае надобности кумоваться со всеми, кто заинтересован в ограничении или даже в борьбе с польскостью (русифицированное польское выражение употребляемое автором статьи. – Пер.). Неважно, были ли это в прошлом большевики, или картофельный диктатор за нашей восточной границей сейчас.

Несмотря на то, что сегодня ни одна политическая сила, ни какой враг не претендует на Вильно, литовцы считают каждую уступку в отношении поляков и соблюдение соответствующих прав меньшинств за свой проигрыш, поскольку желают культурно беднеющую Виленьщину постепенно деполонизировать. Относительно этого согласны все политические группировки, различаются лишь их методы.

Поскольку бытующие нынче антипольские стереотипы сформировались с начала обретения литовцами государственности в первой половине ХХ века, для понимания политического мышления братьев литовцев, важно припомнить именно этот период. Особенное значение для политического менталитета литовцев имеет большевистское влияние, существующее в особом симбиозе с литовским национализмом. Литовцы закончили немногие стычки с большевиками уже во второй половине 1919 г., после чего пришли с ними к согласию на антипольской платформе, когда подписали 12 июля 1920 г. договор, который, однако, не был признан ни одним государством. Тогда большевики вмонтировали Литву в орбиту своей политики и впервые пообещали ей Виленьщину.

От 1920 г. началось тихое сотрудничество, укрепляемое антипольскими настроениями. Творец внешней политики, министр иностранных дел и премьер Литвы Аугустинас Волдемарас писал: «Когда Красная армия атаковала Варшаву, нуждалась в вагонах для переброски войск, которые могла предоставить Литвы. Получив полномочия от литовского правительства, поехал по данному вопросу в Вильно, где расположился штаб советской армии… Договор относительно передачи транспорта надо было подготовить так, чтобы ни Польша, ни симпатизирующие ей государства не могли бы обвинить Литву в нарушении нейтралитета». В учебниках истории о таких делах литовцы не пишут. Особенно плохо, что взамен подаются факты очерняющие Польшу. Скрывая факты сотрудничества с большевиками втискивают в молодые головы индоктринированных учащихся антипольскую полуправду.

«Как только литовцы почуяли, что Красной армии сопутствует совершенно очевидный успех, их нейтральная позиция сразу же изменилась во враждебную по отношению к Польше. Литовские подразделения ударили по польским силам», — вспоминал советский командир времён польско-большевистской войны Михаил Тухачевский в своей книге «Поход на Вислу». Когда командир кавалерийского корпуса большевиков Г.Гай-хан атаковал в 1920 г. Вильно, в окрестностях Ивье (Кажмержишки — Вейвис) литовцы атаковали поляков. Спустя несколько часов после занятия Вильно большевиками, сюда вступил литовский полк Йонаса Чернюса, через Риконты (Рикантай) двигалось в это же время подразделение полковника Казиса Ладыги.

А как тогда вели себя избранники литовского народа? Во время заседания литовского Сейма представитель поляков Бронислав Лаус 3 июля 1920 г. был публично обозван депутатом, ксендзом Миколасом Крупавичюсом «вшой»; подобным эпитетом эта духовная особа наделила, кстати, и всё польское меньшинство в Литве («вши нашего литовского народа»). Такое вот было отношение представителей католического литовского духовенства, и не важно, был ли это ксёндз Й.Мачюлис (Майронис), или ксёндз Крупавичюс. Подобные ксендзы более благосклонны были к большевикам, чем к полякам. Ксёндз в Новых-Швенчанах в 1919 г. дал деньги на памятник большевистскому комиссару Янковскому-Янкаускасу и украсил этот памятник цветами, того, которого польские власти приговорили к смерти за вражескую деятельность во время большевистского вторжения.

На ксендза в приходе Нацки, в бывшем Лидском уезде, даже литовцы жаловались, вменяя ему, что он агитировал против польско-литовских отношений. Атмосфера в Сейме не была лучшей. Депутат Й.Балдушас запустил даже в Лауса стулом. Член Сейма, социал-демократ Стяпонас Кайрис 20 августа 1920 г. открыто признался в большевистском стиле, какой была настоящая причина конфликта с поляками: «Теперешняя война поляков с литовцами является войной за поместья. Литовский народ может смело бороться и быть уверенным, что всегда дождётся большой помощи со стороны европейского пролетариата и, наконец, достигнет своих целей» (аплодисменты в зале).

Значит, начало ненависти к полякам было классовое, революционное, большевистское. Большевистские настроения преобладали не только в головах левых. Христианские демократы Литвы в антипольском угре забывая о христианских принципах, и не уступая большевикам в своей левизне, встретили аплодисментами выступление представителя Крестьянской партии, прежнего премьера Миколаса Сляжявичюса, что было увековечено в стенограмме Сейма: «Ещё раз должны повторит людям труда то, о чём уже неоднократно говорили, что вся земля будет отобрана у помещиков (горячие аплодисменты). Место их (поляков), если не в тюрьме, то в концентрационном лагере».

Его коллега по партии Кузминскас 1 октября 1920 г., т.е. ещё до акции генерала Люциана Желиговского (соратник Ю.Пилсудского, при содействии польских легионов, занял Вильну 9 октября 1920 г. – Пер.) угрожал представителям польской фракции: «Хотел бы обратить внимание представителя поляков Граяускаса и других помещиков, если они не хотят отказаться от своих поместий, с ними может произойти то же, что стало с помещиками в России, это сильно повредило их здоровью». Как известно, в межвоенной Литве было конфисковано более 2000 поместий, которые были опорами польской культуры и традиций.

Ненависть по отношению к полякам и охота на чужое имущество объединяли тогда все партии. И в наше время всё очень похоже, когда отбрасывают опирающиеся на международное право постулаты, когда по вопросу о поляках согласуют свой голос даже партии, которые непримиримы в борьбе между собой. 8 октября 1920 г. представитель политотдела Западного фронта Красной армии Моисей Аксельрод звонил по телефону литовскому командующему восками Константинасу Жукасу: «Прошу сейчас же принять золото, согласно условий мирного договора (Московского — 12 июля 1920 г.), а через 2-3 дня получить 17000 новых винтовок и 17 миллионов патронов». На что Жукас, которого местные каунасцы знали как Константы Жук, поскольку он из польской семьи, о чём и сам признаётся в книге «Взгляд в прошлое» («Žvilgsnis į praeitį»), сказал: «За винтовки и патроны поблагодарил, а золото поручил тем же поездом вести в Каунас» (3 млн. золотых рублей Советское государство передало литовскому правительству в Каунасе 16 октября 1920 г.).

Так выглядел в те времена литовский «отпор» большевикам. Как указал, всё это имело место за несколько месяцев до акции генерала Желиговского, который, находясь в лагере защитников Вильно от большевизма и имея данные разведки, ясное дело, не имел иллюзий относительно настоящего лица литовских политиков и военных. Последние были в связях с Советами и старались не помнить противоречия с большевиками, лишь бы действовать против поляков.

Однако, и в дальнейшем это сотрудничество с большевиками поддерживалось. Советский дипломат Н.Лунёв сообщил в 1928 г. литовцам: «Литва может ожидать помощь Советского Союза в виде: 1. Пропаганды против Польши с использованием печатных изданий; 2. в виде дипломатической интервенции или протеста; 3. в исключительных случаях применять военную угрозу, приближая к границам Польши значительное количество вооружённых сил».

Литовские политики во время трудных переговоров при подготовке Польско-литовского договора от 26 апреля 1994 г., всё время стремились форсировать тезис о т.н. оккупации Вильнюса поляками, совершенно забывая о своих договорённостях с большевиками. Ведь есть о чём вспомнить. А.Рукша в своей книге «Борьба за независимость Литвы» («Kovos dėl Lietuvos nepriklausomybės») описывает «волнительные» моменты литовско-большевистской дружбы в июльской Вильне 1920 г. Рассказывает о торжественной встрече литовцами не только литовских, но и советских войск. С.Томкявичюс таким образом «сдувает пыль» с воспоминаний в книге под названием «Подвиги добровольцев» («Savanorių žygiai»): «В Вильнюсе большевиков было всюду как муравьёв, но они встречали нас очень торжественно. Выставили конный полк, а какой-то командир произнёс волнительную и уважительную в отношении нас речь. На неё ответил командир нашей бригады, офицер Ладыга. Командиры расцеловались, и большевики запели для нас свой «Интернационал».

Тот же, по-боевому настроенный Ладыга, на одном из заседаний Сейма Малой Литвы (Клайпедского края. – Пер.) призывал: «Должны немедленно занять все свои этнические земли и даже дальше… Когда сделаем несколько выстрелов, польские курицы разбегутся». Поющий с большевиками К.Ладыга не предполагал, что ирония рока решит его судьбу в 1941 г. Он был расстрелян не поляками, которых так не любил, а своими коллегами с красными звёздами.

Тем временем большевики трактовали литовцев как временный инструмент в борьбе с поляками. Обеспокоенный заместитель коменданта Вильны Петронайтис 30 июля 1920 г. информировал Жукаса о том, что большевики готовят манифест, в котором хотят «прокламировать в Вильне красную Литву и передачи в её руки всю полноту власти. В литовские войска засылаются агитаторы, распространяется большевистская литература, очерняющая литовскую власть».

Только поражение большевиков под Варшавой спасло Вильно и Литву. Теперь, после того, как большевики были разбиты 21 августа 1920 г. Жукас отважился вручить большевикам ноту протеста, в которой выговаривает включение большого числа военных профессионалов, а также работников почты в войска красноармейцев, чтобы успеть спасти их перед вывозом в Россию. В свою очередь литовская разведка рапортовала о приготовлениях большевистского восстания В.Мицкявичюс-Капсукасом и З.Алекса-Ангаретисом, с целью убрать «буржуазную» власть, информировала о деятельности опытных инструкторов. Вильнюсский революционный комитет 28 июля 1920 г. сообщал, что гражданские литовские власти не имеют право выдавать никаких постановлений, решений и приказов, все имеющиеся теряет своё действие. Находившиеся в Вильне литовские военные подразделения вышли из Вильны, чтобы, как утверждает рапорт «избежать конфликтов с большевиками в связи с распространяемой среди литовских солдат пропагандой». В Москву из Виленьщины высылали транспорты с машинами, материалами, содержимым складов, хозяйственным инвентарём.

Большевистские газеты всё сильнее призывали в Вильне к военному восстанию против «буржуазных угнетателей». Чтобы литовцы не рискнули даже что-то сообщать своим сторонникам, закрыли газету «Независимая Литва» («Niepriklausoma Lietuva»), а также пролитовскую газету для поляков «Эхо Литвы». На протесты литовцев, в связи с пренебрежением литовских властей в городе, революционный комитет ответил коротко и чётко: «Никакой литовской власти нет, и ревком ничего об этом не знает». Вот так выглядели действия большевиков, с которыми был подписан договор, который на самом деле большевики не собирались соблюдать.

Полонофобия литовцев была умело использована. В связи с вытеснением польских войск из Вильны, 16 июля 1920 г. в Каунасе прошла манифестация, которой руководила сыгранная в своей полонофобии троица: христианский демократ, ксёндз Крупавичюс, коммунист В.Пожела и ксёндз Й.Тумас. Как видим, литовские ксендзы в очередной раз не гнушались большевистской победой, эти духовные и большевики прекрасно подходили и взаимно дополняли друг друга, однако под одним условием: в основе была не любовь к ближнему, но – антипольские настроения.

Буквально после чувственной литовской манифестации, в течение нескольких дней начались в Вильне аресты учителей и духовных лиц, только что вывешенные литовские вывески, заменялись на русские. Дьявольские действия большевиков, репрессии в отношения духовных лиц на Виленьщине, разрушение святых мест не оказывали слишком большого впечатления на литовских духовных лиц. Потому, что преобладал временный успех в борьбе с поляками, которые громили большевиков, осуществлявших грабежи не только на польской, но и на литовской земле.

Антипольская традиция, которая из проимпериалистической царской, трансформировалась в антипольскую большевистскую, имеет в Литве большое количество сторонников и в наши дни. Не только многочисленные представители правых, но и отдельные представители левых, изображающих друзей поляков, открывают настоящее лицо, давая волю полонофобии. Вот, хотя бы Юстинас Каросас, очередной «выдающийся» литовский философ и политик, долгое время бывший коммунистом, без всяких дипломатических куртуазий выпалил о нас в настоящем большевистском стиле: «Если не хотят интегрироваться, пусть едут в Польшу». Вот такой намёк. Те, кто погиб в борьбе с большевиками в 1919-20 годах, и те, кто погибли в Панарах, тоже не желали такой вот интеграции по-литовски, или ассимиляции.

Один из основателей партии Христианских демократов, ксёндз Крупавичюс, руководитель фракции в литовском Сейме в межвоенное время, публично признался: «Поляки не являются нормальной нацией в Литве, но – результат болезни. Когда литовское государство начнёт выздоравливать, это последствие болезни должно исчезнуть». Коротко и образно, откровенно и открыто. Однако, это была личность, которая была примером тогда и — для современных деятелей. Первый президент Литвы Антанас Сметона выпалил в своё время, что позднее признал ошибочным: «Шляхта, ориентирующаяся на Польшу, должна возвратиться на литовскую почву или погибнуть для литовского общества».

Похожая большевистская установка существует до сих пор, лишь с той разницей, что отчуждение направлено в отношении поляков Виленьщины. Борьба с поляками портит общественную атмосферу. Не большая это разница, если сравнивать с началом ХХ века в Вильне, которую Михал Рёмер описал так: «Общественная атмосфера в Вильне пакостная. Ужасно заболоченная. Литовцы со своим литуанизирующим язык радикализмом создают местным полякам невыносимую ситуацию, фактически доводя их до деградации в безграмотности». А в письме к М.Урбшене поступки литовцев в отношении к полякам, после обретения Вильно, сравнивает с колонизаторами в колониях.

Жаль, что власти не желают вникать в слова создателя литовской конституции, патриота Литвы, и все же, литовского поляка М.Рёмера, который твёрдо обозначил: «Поляки в Литве являют собой особенный психотип и общественную связь, один из коренных для данного края». А для газеты «Горн» («Trimitas») в 1933 г. в статье «Дорога в Вильно» («Kelias į Vilnių») признавался, что охотно квалифицировал бы себя в нацию поляков Литвы, если бы такая нация существовала. Категорически протестовал против утверждения «Литовцы, говорящие по-польски» в отношении поляков Литвы, признавая равные права для поляков Литвы и литовцев. М.Рёмер, поддерживающий национальные устремления этнических литовцев, многократно чувствовал давление националистов, но подчёркивал: «Останусь поляком, искусственно не буду менять шкуру». Для чего мы должны были бы это сделать?

Литовцы тем временем не умеют избавиться от антипольских стереотипов и мнимых кривд. Отец литовского национального возрождения Йонас Басанавичюс, страдавший полонофобией, любим литовцами за такую свою позицию. Даже М.Рёмер возмущался, что «Басанавичюс является чистокровным националистом», «чувствует на каждом шагу утверждение о польском преобладании, что является для него самым страшным пугалом». «Басанович тенденциозно избегает польский язык и скорее переходит на русский, если не говорит по-литовски». Неужели полонофобия стала заразной большевистско-националистической патологией?

Похоже, по-большевистки, борются с польским языком и уничтожают его. А вроде, ещё в 1599 году каноник Миколай Даукша, очень уважаемый ныне литовский каноник, поборник литовского языка, писал о польском языке в Литве: «Польский язык, через милое объединение Великого княжества Литовского со славной Польской короной почти родным является». Не языковое держимордовство послужит решению национальных трений, но угодная политика властей в отношении поляков Литвы, всё же граждане Литвы, не меньшие наследники Великого княжества Литовского, в котором польский язык занимал достойное место.

Пускай литовские братья перестанут оказывать давление в большевистском стиле в отношении поляков и помнят, что привязанность и любовь к родному языку не является исключительной прерогативой литовской нации. Уже давно учёные установили закономерность, что общечеловеческие свойства слабнут и пропадают, когда люди забывают о своих этнических и языковых ценностях, они склонны к отуплению и лишению личностных свойств, развиваются во вредные для себя и государства новообразования.

В отношение поляков неоднократно слышны обвинения о какой-то поддержке коммунистов, но никогда обвинители не хотят привести статистические данные. В 1940 г. в Центральный комитет Коммунистической партии Литвы входило 5 литовцев, один еврей и один белорус, а в общего составе коммунистов Литвы — 80,75 % составляли литовцы, 11% — евреи, 7,65% – русские. Другие националы, в том числе поляки, вместе составляли только 0,6 %,, т.е. по сути дела их почти не было. После Второй Мировой войны число поляков коммунистов несколько увеличилось, но в процентном отношении значительно уступало другим национальностям. Достаточно сходить на Антокольское кладбище в Вильне, где похоронены высокопоставленные функционеры и достойные коммунисты. Не найдёте там ни одной польской фамилии. Большевизм был чужд поляку. Поляки Виленьщины всегда были верны традициям и вере предков. И такими должны остаться.

Мы нужны Литве будучи гармонично образованными и именно в этом направлении. Не в пестовании большевистского стиля во взаимоотношениях должны быть сконцентрированы наши совместные усилия. Стоит вслушаться в слова Томаса Венцловы, который говорил: «Вильно литовское, но сомнительно, будет ли его судьба иметь смысл, если не будет хотя бы частично восстановлена его много культурная ткань, некая традиция Великого княжества Литовского».

Литовцам стоит помнить, что за несколько месяцев до смерти даже грешивший полонофобией президент Антанас Сметона признался, что антипольская политика литовского государства была ошибкой, в том числе — его собственной. Давайте учиться на ошибках, чтобы жить в новой семье, где существует взаимное уважение, какой теперь является Европейский союз.

Перевод на русский язык выполнен Валерием Ивановым // Вильнюс, Литва.