Сергей Середенко.

«Русским правозащитникам Латвии придётся работать в тесном союзе с контрразведкой»

Русский омбудсмен в Эстонии Сергей Середенко высказал своё мнение об исламском вызове Прибалтики

Латвия и Эстония столкнулись с интересной проблемой, которую на новоязе скорее надо бы назвать «вызовом». «Вызов» этот комплексный: проблема т.н. «беженцев» с Ближнего Востока и Африки, проблема мусульман у себя дома, «проблема С.Мельникоффа» (украинская проблема в целом), проблема политбеженцев из России, проблема глобального «исламского» терроризма. Ни в коем случае не являясь экспертом ни по исламу, ни по терроризму, попробую предложить свое видение ответа на этот «вызов», как правозащитник.

Термины

Взяться за написание данной работы меня побудило то, что в одном из латвийских СМИ я увидел выражение «несанкционированный намаз». И подумал, что за идиот это написал. Речь шла о конфликте рядом с Латвийским исламским культурным центром в Риге, на Бривибас, когда мусульмане затеяли совершать намаз под открытым небом. И когда была вызвана полиция, пригрозившая устроителям штрафом за «несоблюдение правил организации и проведения публичных или праздничных мероприятий».

Первая фаза любого социального конфликта – составление словаря конфликта. В чьих терминах он будет проходить, у того больше шансов на победу. «Несанкционированная молитва (намаз)» — это подарок оппоненту. Даже привычный для СМИ «несанкционированный митинг» — это нонсенс. А тут – грубейшее покушение на свободу вероисповедания. Полицейская же формулировка точна, хоть и длинна.

Также СМИ не могут определиться с использованием термина «беженцы». «Беженец» — это статус. Как правило – временный, и этим «беженец» отличается от «мигранта». Для аналогии можно привести статус «безработного». «Безработный» в Эстонии – это не человек, у которого нет работы. Это человек, стоящий на учете в Кассе по безработице. Для чего необходимо соответствовать нескольким критериям. «Беженцем» человек становится тогда, когда ему присваивается статус «беженца», главным критерием для которого является преследование или угроза преследования у себя на родине. А угрозу преследования надо доказать. Во всяком случае, российские политбеженцы в Латвии и Эстонии с этой задачей пока справлялись.

И третий термин, на который хотелось бы обратить внимание – это «норма». Термин из философии права. Мэр Риги Н.Ушаков, выслушав предложение дать оценку высказываниям С.Мельникоффа про «гнать оккупантов с земли пинками», ушел от ответа таким образом: «Мне кажется, для каждого нормального человека это будет риторическим вопросом — допустимы ли подобные публичные высказывания». А кто такой «нормальный человек» в Латвии и, шире, в Прибалтике? В Прибалтике с разной степенью конфликтности сосуществуют две нормы: одна венцом творения провозглашает местную правящую национальность, вторая – человека. Механизм возникновения нормы прост: норма – это признанное притязание. Латыши притязают на то, чтобы быть высшей ценностью в «своем» государстве. И сами же это признают, как и некоторые нелатыши. Поэтому для большинства из них заявления С.Мельникоффа являются нормальными, т.к. «оккупанты» явно не признают латышей венцом творения, и тем самым представляю собой угрозу для латышей. Они, «оккупанты», чего-то там бормочут про «права человека». И в связи с этим не считают заявления украинского гастролера нормальными. И никакая «интеграция» это фундаментальное противоречие не устранит.

Латвия и мусульмане

Если изучить историю мусульман в Латвии, то видно, что никаких современных норм в отношении ислама в Латвии попросту нет. Поскольку не было притязания. Теперь оно появилось – мусульмане стали притязать на совершение молитвы под открытым небом на частной территории без согласования с собственниками и муниципалитетом. Для начала. «По оценкам Исламского культурного центра, сейчас в Латвии живёт 10 тысяч мусульман. В Риге активно посещают мечеть (точнее, помещения самого Центра, не имеющего статуса религиозной организации) около 300 человек. В старых помещениях Центра — пристройке к большому многоквартирному жилому дому на ул. Бривибас, 104 — уже не хватает места: мусульмане вынуждены молиться на улице».

Насколько серьезно это притязание, как на него следует реагировать и чем оно обернется впоследствии? Вот мнение российского эксперта Института национальной стратегии Р.Сулейманова, которое я запросил специально для этой статьи: «Ваши страны столкнулись с массовой миграцией мусульман. Никакой ассимиляции не будет. Пока они не требуют строить мечети. По-видимому, их еще не настолько много в Риге и Таллине, но подобные требования скоро будут озвучиваться. Причем они будут звучать в ультимативной форме: или дадите построить нам мечети (что сразу же изменит культурный облик Риги и Таллина, как это произошло с Парижем или Марселем), или будем молиться прямо на улице».

Ага, ультиматум. Да, похоже. Проверим. Спикером мусульман Риги выступает Р.Климович, который уже отметился несколькими яркими заявлениями. В частности, «Климович считает, что пункт Конституции Латвии, который гарантирует свободу выбора религиозных убеждений, «автоматически предполагает тот факт, что каждый может молиться, где и когда ему вздумается». Мусульманская община уверена, что в Латвии нет ничего, что могло бы ограничить это право, за исключением частной собственности, правил дорожного движения и других законных действий, которым ритуалы адептов религии могут помешать».

Нет, это не так. Публичная молитва под открытым небом – это уже общественное мероприятие, на которое нужно получить разрешение. Как православные делают это перед крестным ходом. Общественное мероприятие не защищено также свободой собраний, поскольку публичное собрание доносит социальный сигнал, и тем ценно для общества. Молитва же по определению обращена не к обществу, а к богу. Поэтому для собраний установлен не разрешительный, а уведомительный порядок, и поэтому «санкционированный митинг» — нонсенс. А свобода вероисповедания является прежде всего индивидуальной свободой, и суть ее прежде всего в том, что никто не вправе навязывать человеку выбор, в какое из высших существ верить. И верить ли вообще.

«Представитель мусульманской общины также сослался на действия кришнаитов на улицах Риги или молитвы католиков возле крестов в Латгалии. В этих случаях общество не тревожится, однако в случае с представителями ислама сразу вызывают полицию».

Совершенно верно. Потому что и в отношении кришнаитов, и в отношении католиков уже сформировались общественные нормы. Общество признало их притязания на публичное пространство и убедилось в их безопасности для себя. В отличие, например, от свидетелей Иеговы.

Агрессивность толкования ислама в исполнении Р.Климовича, который теперь Ахмед, видна в его реакции на предложение Н.Ушакова об участии «беженцев» в общественных работах, в частности, на уборке парков, кладбищ и других общественных мест. Тот заявил, что в исламе правоверным «следует сносить кресты, а на такой работе пришлось бы обеспечить уход за ними и выражение уважения». О какой свободе вероисповедания печется теперь уже А.Климович, если его религия в его прочтении требует сносить символы другой религии? Уточню – традиционной для Латвии религии.

Не менее показателен и факт того, что А.Климович уже выступает спикером еще не прибывших в Латвию «беженцев». По его словам, те «беженцы», которые будут мусульманами, не смогут принять участие в предложенных Ушаковым работах. В целом же кладбища для мусульман являются «местом наказания», и этих мест рекомендуется сторониться. Климович также подчеркнул, что его религия запрещает хоронить приверженцев другой веры, пока это могут сделать «другие неверные». Комментарий к этим заявлениям Р.Сулейманова: «Так поступают ваххабиты. Здесь имеет место позиция самого Климовича. В Татарстане есть случаи, когда мусульмане участвуют в расписывании церквей».

Беженцы или армия вторжения?

Этот вопрос звучит все чаще. Для того чтобы ответить на него, обратимся к известным фактам, большинство из которых «накоплено» в Германии. «В засекреченном докладе немецкой полиции, с которым удалось ознакомиться журналистам газеты Die Welt, говорится, что среди беженцев преобладают молодые люди, поведение которых по отношению к полиции можно охарактеризовать как «агрессивное, неуважительное и пренебрежительное». При задержаниях они, как правило, оказывают сопротивление служителям порядка. Точно такое же отношение, отмечают авторы доклада, и ко всем остальным институтам власти ФРГ». Более того, «беженцы» уже сгруппировались в преступные сообщества, и банды эти уже начали «конкурировать» между собой. Это не классическая логика военного вторжения – сложно представить себе, чтобы три диверсионные группы затеяли между собой перестрелку за право первой выполнить задание командования. Но это логика территориальных «джамаатов» ИГ, и сейчас на карту ФРГ уже накладывается другая карта – карта «вилаятов». Процесс, невидимый глазу, но, тем не менее, реально происходящий. Мы это отчасти проходили в девяностых – кунцевские, солнцевские, тамбовские…

Отметим еще одну тактическую особенность ИГ – обязательную деморализацию общества и прежде всего правоохранительных служб противника. В аналитическом докладе ««Исламское государство»: сущность и противостояние», подготовленном Кавказским геополитическим клубом (доступен в сети), приведена хронология развертывания ИГ, в которой следует обратить внимание на следующие моменты. В июне 2012 года ISI начинает проведение продолжавшейся 12 месяцев операции «Breaking the Walls», в ходе которой из иракских тюрем в результате нападения боевиков удалось освободить около 800 активистов исламистских организаций. А в июле 2013 года началась 12-месячная операция «Soldier’s Harvest», направленная на запугивание и деморализацию иракских сил безопасности и полиции. Итог известен. Точно то же происходит в ФРГ при активном содействии властей: многочисленные публикации говорят о том, что полиции приказано закрывать глаза на «шалости» «беженцев». А это есть коррупция в сущности своей. Такое мы тоже уже проходили: немногие известные мне чекисты, вспоминая начало девяностых, глядят в потолок и произносят в никуда: «Команды не было…».

Искушение мультикультурализмом

Перед тем, как попробовать ответить на вопрос, готова ли Латвия ответить на «вызов», и каким должен быть этот ответ, следует остановиться на искушении мультикультурализмом. Искушении, которого Латвия «успешно» избегала все годы своей новоявленной «независимости». Настолько успешно, что ее жители даже не имеют представления о том, что это. Чаще всего он понимается как «равноправие культур». Я же склонен описывать его как «разноправие культур», и, как мне кажется, нахожусь в этом описании гораздо ближе к истине.

Когда я слышу о крахе мультикультурализма в Европе, мне хочется ответить словами из известной рекламы: «Вы просто не умеете его готовить». Как понимать «разноправие» вместо «равноправия»? Как ни странно, довольно близко к этому подошла Украина, когда приняла Закон об основах государственной языковой политики, предварительно ратифицировав Европейскую хартию региональных языков и языков меньшинств. Понятно, например, что все языки в государстве не могут быть государственными – отсюда выбор одного, двух, максимум трех. Компенсируется это введением статуса региональных языков, языков меньшинств. Особое внимание и охрана – языкам коренных народов и исчезающим языкам. Политическая мудрость в обращении с политически репрессированными языками и т.п. В замкнутой системе права того или иного национального меньшинства зависят от его удельного веса в стране, истории проживания, участия в общественном богатстве и пр. В городе Маарду с населением в 16 тысяч человек, в котором я живу, есть татарская община в 350 человек. Дважды в год они празднуют сабантуй и курбан-байрам на городском стадионе. У православных в городе есть своя церковь, у эстонцев – государственный язык. Такое вот разноправие как разновидность управленческого искусства.

Ситуация меняется, когда система становится открытой. Например, Москва и Подмосковье. Так, мэр российской столицы С.Собянин не считает, что в Москве надо еще строить мечети: «Для тех мусульман, которые живут в Москве, мечетей у нас достаточно. Тем более что сейчас открылась самая большая мечеть в Европе». Он также указал, что в столице большое количество мигрантов, и многие из них живут в Подмосковье. «Но создавать для них дополнительные возможности для религиозных праздников, чтобы концентрировать все на Москве, мне кажется, было бы неправильно». Понятный подход.

А как реагирует на «беженцев» официальная Рига? Пытается определить их удельный вес в обществе, торгуясь с Брюсселем за численность, и пробует «на глазок» определить их долю в общественном богатстве, т.е. выдумать размер пособия. Тут все плохо, т.к. везде, где речь заходит об общественном богатстве, возникает угроза коррупции. Поднятая евродепутатом А.Мамыкиным тема с 34 миллионами евро, уже выделенными из европейских фондов на «беженцев», которых адресаты в Латвии в глаза не видели, так и не удостоилась полноценного журналистского расследования – а напрасно.

В Эстонии считают, что максимальная сумма в год, на которую может рассчитывать семья беженцев из двух взрослых и двух детей – 25 тысяч евро. Вице-канцлер Министерства социальных дел Р.Куусе сказал, что к этой сумме добавляются также расходы, например, на услуги перевода, опорное лицо, обучение языку и т.д. В Латвии отношение другое: глава МВД Р.Козловскис заявил, что не знает, сколько именно должны получать беженцы — 100 или 200 евро, но нельзя ставить их «на уровень животных». Что об этом заявлении должны думать рядовые латвийцы, если среднее пособие для них составляет 64 евро в месяц? Поэтому о том, что беженцы должны получать не более этой суммы, думают 78% латвийцев.

Беженцы отличаются от резидентов прежде всего тем, что не участвовали в создании общественного богатства. Какими правами могут обладать беженцы? Видимо, тем минимумом прав, который гарантирован международным гуманитарным правом.

Решительное Welcome! в адрес беженцев сказали протестанты. Их позиция отражена в совместном заявлении руководителей церкви стран Балтии, Скандинавии и Британских островов. Представлявший лютеран Эстонии архиепископ У.Вийлма подчеркнул в своем выступлении необходимость предоставлять беженцам помощь там, где это требуется: «Когда кто-то стучится в дверь, нужно ему помочь в своем доме, позаботиться о нем и быть гостеприимным, хотя усилия должны были бы приложить государства и церкви, во имя того, чтобы оказывать помощь там, откуда беженцы начинали свой путь, как это в лагерях для беженцев уже десятилетиями делает лютеранский мир». Интересно, архиепископ уже ознакомился с заявлениями А.Климовича?

Готова ли Латвия ответить на вызов?

По сравнению с мультикультурной Европой, где оный мультикультурализм якобы провалился, Латвия обладает сильным конкурентным преимуществом – она к мультикультурализму даже не принюхивалась. В латвийском обществе накоплен огромный опыт игнорирования социального диалога и преследования инакомыслящих, в связи с чем есть надежда на то, что и неправомерные требования «беженцев» в Латвии не услышат, а смутьянов – запрессуют. Вместе с тем первые сигналы, которые стали поступать с этого «фронта», оптимизма не внушают. Общество уже запугано. Над терпеливыми русскими издеваться не боялись, а тут латыши явно сдрейфили. Так, мэр Ропажского края З.Блаус сообщил, что некоторые жители населенного пункта Муцениеки, где находится пункт размещения лиц, претендующих на убежище в Латвии, хотят переехать в более спокойное место. Страшно и рижанам из прилегающих к Исламскому культурному центру домов. Настолько страшно, что они тоже кинулись продавать свои квартиры.

Органичная для латышей ксенофобия с легкостью трансформирует страхи в ненависть, а ненависть – в вандализм. И вот уже агрессивными посланиями разрисован сам Исламский культурный центр. А.Климович: «Это следствие того, что наше политическое руководство государства не умеет общаться с жителями. Наш исламский центр существует в Латвии годами, мы никому никогда не мешали и ничего никому не делали. После того, как актуализировался вопрос о принятии беженцев, к нам начали проявлять агрессию, хотя мы к этому никакого отношения не имеем. Ситуация накалена до такой степени, что люди уже рисуют на стенах нашего центра. Также, если посмотреть комментарии в интернете, связанные с исламским вопросом, можно увидеть, что они очень насыщены гневом. Я думаю, что тем людям, которые сюда приедут, особо рады не будут».

Насколько обоснованы страхи латвийцев? Глава ПБ Н.Межвиетс считает, что вполне. Согласно информации, якобы имеющейся у ПБ, на контролируемых ИГ территориях уже находятся представители Латвийской мусульманской общины, и что еще одна часть латвийских мусульман пытается туда попасть. Мои сомнения в информированности латышских контрразведчиков связаны с тем, что только что мы с А.Гапоненко представили в Варшаве книжку Института европейских исследований «Преследование инакомыслящих в Прибалтике», где впервые перевели, сравнили и проанализировали содержание ежегодников спецслужб Латвии и Эстонии (в следующем издании, которое уже готовится, к ним добавится Литва). Так вот утверждение Н.Межвиетса о том, что ПБ на протяжении долгого времени уделяла особое внимание процессам, которые были связаны с деятельностью данной общины в Латвии, в ежегодниках ПБ отражения не нашло.

Между тем спикер «данной общины», уже неоднократно упоминавшийся А.Климович заявил, что местным жителям следует понимать, что через 50 лет Латвия станет «исламской страной», так как дети мусульман окажутся в большинстве. Аналогичное заявление сделал и глава центра Я.Луциньш. Насколько серьезно следует отнестись к этой угрозе латышской Латвии? Р.Сулейманов считает, что очень: «Страны Балтии находятся на периферии Евросоюза, и потому процесс миграции мусульман здесь стал происходить лишь ко второму десятилетию 21 века. Процесс интеграции мусульман (под которой мы понимаем культурную ассимиляцию) будет затруднен именно за счет начала геттоизации мигрантов: появление исламских кварталов в Риге или Таллине — это вопрос времени. Пока это не так заметно, но и в 1970-е годы во Франции и Великобритании это было еще неочевидным. Сегодня в этих странах устойчивые территориальные исламские сообщества внутри городах стали нормой. Видимо, такой же путь ждет страны Прибалтики».

Следует, видимо, добавить, что исторически Латвия имела дело только с мусульманами, приехавшими из России – страны с давними и прочными традициями и опытом мультикультурализма. Новые «беженцы» этого опыта не имеют.

Modus operandi

Как должно вести себя латвийское общество перед лицом данного вызова? Попробую изложить свое видение.

Во-первых, власти должны убедить общество в том, что речь идет именно о беженцах, т.е. людях, бегущих от войны, а не в поисках лучшей доли и тем более не с целью установить в Латвии свои порядки. С этой целью следует как можно шире освещать процесс предоставления статуса беженца, убеждать общество, что ответственные чиновники владеют этим процессом (а они владеют?). Нужно увязать присутствие беженца в Латвии с конкретным военным конфликтом, от которого он бежал, и освещать этот конфликт в СМИ. Тем самым закладывается восприятие временности пребывания беженца на территории Латвии – как только конфликт закончится, беженец вернется домой. В связи с чем ни в коем случае нельзя подавать беженцев как «мигрантов» и фантазировать по поводу их латышизации.

Во-вторых, должна быть создана какая-то опорная группа – «комитет по встрече» беженцев. Больше всего в состав этого «комитета» подходят ветераны советской афганской кампании, т.к. эти люди, помимо военного опыта, еще имеют опыт непосредственного общения с мусульманами в агрессивной обстановке. В Эстонии таких порядка 350 человек.

Третье мое предложение несколько неожиданно: русским правозащитникам Латвии придется работать в тесном союзе с полицией и контрразведкой. Потому что гарантий того, что процедура установления статуса беженца будет проведена качественно, нет никаких, и в беженцы могут попасть самые неожиданные персонажи. Их способ поведения – эскалация требований с упором на соблюдение прав человека. Требований, раз от раза становящихся все абсурднее. Вот здесь и потребуется вмешательство правозащитников, качество которых в Латвии сомнений не вызывает.

В Германии, например, «беженцы» уже требуют… секса. Опираясь на «право на частную жизнь». Полицию и власти такое требование может застать врасплох. Правозащитники же знают, что «права на частную жизнь» не существует, что это газетный штамп, а существует «неприкосновенность частной жизни». И, если бы у кого-то было такое «право на частную жизнь», то у кого-то была бы корреспондирующая обязанность эту частную жизнь обеспечить. Буквально – подогнать девочек.

Если же полиция и власти не найдут общего языка с правозащитниками, то правозащитная риторика полностью перейдет к экспрессивным беженцам. И это – фиаско. Пример такого фиаско мы слышали недавно на «Радио Балтком», где С.Мельникофф со своей экспрессией начисто переиграл ведущих в студии. Да, расслабились мы тут с неторопливыми латышами и эстонцами, и нас можно просто тупо перекричать.

Заключение

Те, кто в христианской доброте своей распахнули руки навстречу «беженцам», уже поплатились за это. И страны их уже никогда не будут прежними. Те, кто в ксенофобной святости своей призывает отгородиться заборами от внешнего мира, потеряли право называться людьми. Как сказал член Ассамблеи Конституции Эстонии Х.Руннель: «Прежде всего мы должны обеспечить права эстонцев, и только потом – права человека». Без каких бы то ни было изменений Латвия экзамен на «беженцев» непременно завалит. И в этом смысле Латвия уже никогда не будет прежней.

ИсточникREX