В интервью информационно-экспертному центру «Изборский клуб» писатель Александр Проханов высказал мнение по «делу Голунова».
― Что произошло в деле Ивана Голунова, как вы это видите?
― Ну, последняя информация, которая тебя коснулась, какова?
― Что его отпускают из-под домашнего ареста за недоказанностью улик. Обвинения сняты.
― Во всем этом самое интересное — это заявление Валентины Ивановны Матвиенко, которая сказала, что налицо провокация. И, действительно, всё говорит о том, что эта провокация состоялась. Но я убежден, что, освещая эту тему, государство, власть не раскроет сущность этой провокации. А она любопытная, и она опасна. Я, конечно, не Латынина, и мне не открыты все карты, но кое-что мне удалось узнать или почувствовать. По существу произошла мощнейшая и жеёсткая схватка двух эфэсбэшных кланов, группировок. Одна группировка связана… контролирует деньги, поступающие от наркоторговли. Другая группировка сидит на банковских потоках. Эти две группировки люто ненавидят друг друга, и, скорей всего, они бьются как за потоки, так и уже за доминанту уже в информационной и политической среде. Что произошло? Группировка, которая ненавидит наркоэфэсбэшников, она одарила Ивана Голунова очень острой и мощной информацией, которую тот опубликовал. Причем эта информация, она не добывается журналистским путем, то есть традиционно журналистским путем. У журналиста есть все пути, журналисты ищут…
― Но, простите, источники — это тоже журналистский путь.
― Конечно, я и говорю, что одни обладают этими уникальными источниками, другие ими не обладают. Но иногда источники обладают журналистами. То есть источники и люди, которые стоят за источниками, они управляют журналистами, одаривая их вот такой уникальной информацией.
― Это называется слив.
― Мало кто из журналистов устоит перед какой-то сумасшедшей, потрясающей информацией, хотя он догадывается, что она не полная, что у этой информации есть какие-то лакуны. Так вот Голунову дали эту информацию. Она исходила из, условно говоря, того эфэсбэшного клана, который сидит на банках. А дали ему неполную, обещав дать вторую через некоторое время. Когда он опубликовал эту информацию, в которой видны ухищрения и злокозненные намерения эфэсбэшной группы, работающей с наркотиками, эта группа его решила устранить, уничтожить. И она подкинула ему эти наркотики. «Она» — эта группа. По существу его бы посадили, если бы не мощный расчет противоположной эфэсэшной группировки. Эта группировка рассчитывала на гигантский протестный потенциал либералов и вообще общества. Потому что общество, оно наполнено ядом, оно наполнено раздражением, ненавистью, возмущением. Скопилась огромная масса этого взрывчатого вещества, которое ищет выхода, ищет повода реализоваться. Например, в екатеринбургских делах, связанных с храмом, эта энергия очень мощно прорвалась, и она добилась этой цели. Сейчас эта энергия прорвалась, она добилась своей цели. Но этой цели добился кто? Общество возмущенное или этой цели добились те эфэсбэшники, которые устроили всю эту интригу. Вот этих наркоэфэсбэшников сейчас срезали, их отстранили от должности, дело передали…
― Насколько я знаю, эмвэдэшников отстранили от должности…
― Но это эмвэдэшники, которыми управляют вот эти настоящие, реальные опера, а не мнимые. Их освободили от должности. Будет большая чистка. Она, конечно, затронет и эфэсбэшные круги. То есть конкурирующая группа будет ослаблена, если не уничтожена. Но общество, по существу, я надеюсь, оно не будет ликовать по поводу того, что сейчас произошло. Конечно, отпустили. Конечно, такой мощный напор, включения в эти протесты всех слоев журнализма, включение ОБСЕ, Запада, Европарламента…
― Юристы, врачи, да кто только не включался.
― В том числе, зарубежный потенциал… мгновенно включились.
― Валентина Ивановна Матвиенко, она ведь тоже выступала. Вы же с ее цитаты начали.
― Властные люди начали выступать с некоторым опозданием.
― Значит, они что-то почувствовали. Что они почувствовали?
― Они почувствовали, что Голунов может стать «оранжевым» Голуновым. Они почувствовали, что возможен «оранжевый взрыв». И по существу «оранжевый взрыв» и происходит таким образом. Копится недовольство, возмущение. Ищется повод. Этот повод реализуется в массовом протесте, в массовых митингах. Эти митинги могут приобретать все более и более радикальный характер. Радикальные демонстранты выходят за пределы митингов и начинают шествия. Эти шествия начинают проходить мимо дворцов и резиденций президентских. Начинаются политические акции, разгоны, дубины. Кто-то падает в обмороки, а кто-то умирает на асфальте. Проливается кровь. Это и есть та самая сакральная жертва. Когда власть окровавленная под напором этой мощной общественной ненависти и мировой общественной ненависти оказывается деморализованной, она в страхе бежит. Армия, видя эту напряженность психологическую, она некоторое время колеблется, потом берет сторону восставших, и тогда страна оказывается разрушенной. Это, конечно, картина, которую я нарисовал, может быть, слишком гротескна, и она, может быть, для данного случая слишком радикальна. Но меня в этой истории волнуют и пугают две вещи.
Первая вещь: я вижу, что мы оказываемся орудием в руках президентских кланов. Общественность — вы, я, протестующие, не протестующие, те, кто желал Голунову свободы и те, кто считал, что он наркоторговец — всем мы являемся инструментом, объектом для манипуляции.
― Но простите, Александр Андреевич, извините, что я вклиниваюсь. Но получается, что объект манипуляции этих кланов — это и Кремль?
― Возможно и он. Но, мне кажется, то сама эта комбинация до конца нам неведома. Потому что Кремль тоже включен в эту распрю эфэсбэшную, он не является индифферентным.
― Как он допустил, что нагнетание ситуации дошло до такого градуса?
― Я повторяю, я не могу всего объяснить, но я не исключаю, что и Кремль находится внутри этой огромной интриги, политически опасной. Я хочу продолжить. Почему меня это пугает? Потому что та же самая история была в 89-м, 90-м, 91-м годах. Тогда, когда рушилось советское государство, в разрушении этого советского государства самое активное участие принимало КГБ. С его помощью создавались народные фронты, с его помощью создавались новые партии и группировки. Именно КГБ, по существу, провалил ГКЧП. Находящийся среди гэкачепистов Крючков, не отдал приказ своей группе «Альфа» арестовать Ельцина, который возвращался из средней Азии в Москву. КГБ — это была загадочная разведывательная спецструктура, которая разваливала Советский Союз.
― Александр Андреевич, скажите, с какой целью? Вы понимаете, зачем это нужно было?
― Не с целью обогащения. Это сейчас целью является обогащение. Мне кажется, тогда, когда разваливалась империя красная, возобладал идеологический взгляд на то, что, вообще, империя не оптимальна, не рациональна, надо распустить империю. В либеральных кругах, мы же видели тогда, бытовала концепция о том, что надо Советский Союз разделить на 80 фрагментов, и каждый из этих фрагментов должен автономно строить мировое хозяйство и Европу. Это говорил Попов. Действительно, Советский Союз развалили на эти куски. Не на 80, а на 20. Поэтому андроповская идея об измельчении империи, о переходе от империи к какой-то другой форме, она была реализована госбезопасностью.
― Является ли нынешнее ФСБ наследником того КГБ и того Андропова, который, как вы говорите, разваливал Советский Союз?
― В какой-то степени да. Потому ведь с тех пор, после 91-го года произошла некоторая мутация всех сил, всех структур. Ведь через 91-й год перевалили очень мощные, сильные партийные функционеры. И они в новой реальности, в новой России стали как бы другими. Перевалили «красные директора», которые были советскими такими мастодонтами мощными, ворочали гигантскими заводами. Они стали другими. Многие из них разворовали свои производства, другие приватизировали эти производства. Это другой тип. Это тип черномырдинский, вяхиревский. Мы видим этих «красных директоров», мы помним их. И поэтому, госбезопасность, конечно, она прошла через фильтры, она прошла через чистки. Но генезис сохранился.
― Но Владимир Путин — это плоть от плоти?
― Владимир Путин прошел же огромную трансформацию. Это что, тот скромный, может быть, робкий, незаметный подполковник или полковник, который сидел в Дрездене? Конечно, он чрезвычайно вырос, он стал огромным. По существу второй раз в истории государства российского лидером страны становится человек из госбезопасности. Андропов — это раз. И Владимир Владимирович Путин — это два. Это подтверждает тезис, что, конечно, спецструктуры управляют миром, спецслужбы управляют миром. У них в руках информация, у них в руках рычаги воздействия. Они двигают этими массивами. Поэтому эта конспирология, о которой я говорю — это не плод домыслов. Я знаю это. Посмотрите, как поступили большинство комитетчиков после 91-го года? Они пошли в банки. Все комитетчики стали банкирами, стали директорами, стали советниками. Бобков стал советником Гусинского, «Мостбанка». Бобков создал аналитический центр, которому могли бы позавидовать традиционные разведки. Он привлек в этот центр своих людей, своих оперативников. Наверняка, у него там были нелегалы, у этого Бобкова. Бобков создавал Еврейский конгресс в России. Он, который был в КГБ, и КГБ враждовал всегда с Израилем, считал, что это такой традиционный враг Советского Союза. И диссиденты еврейские были во многом подавлены, репрессированы. Он создавал Еврейский конгресс. Представляете, какая мутация произошла? Или ее не было, они изначально были такими. Вот эти люди… А Ходорковский, вокруг которого сложились…
― Он тоже чекист?
― …Вокруг которого сложились мощные аналитические центры, которые управлялись опытными разведчиками, опытными комитетчиками. Но я сейчас о другом. Оставим тему КГБ. Ужасно, повторяю, то, что мы являемся объектами этих манипуляций, не понимая этого. Вот сейчас выпустят на свободу и выпустили уже, слава богу, на свободу Ивана Голунова. Я, кстати, шел и думал, что его можно называть «оранжевый Голунов», потому что он, по существу, почти сдетонировал «оранжевый» процесс здесь революционный. И я, когда сейчас встречался с шефом вашим, с Венедиктовым, я говорю: «Что, может быть, пора выпускать майки не с надписью «Я Голунов», а, может быть, пора на этих майках изображать скованные кандалами его руки, как когда-то изображали руки Че Гевары. А эти кадры, они же все время двигаются через наш экран. То есть возникает образ этого человека-мученика, и мы видим рождение нового политика.
― Да ладно!
― Да ладно. Посмотрите. А что, думаете, что политики этим не воспользуются? Блестящая фигура. Всё будет зависеть от того, как он поведет себя в политике, либеральной, естественно, протестной и какие силы за ним скопятся.
― Хорошо. Мы запомним ваше предсказание. Александр Андреевич, скажите, пожалуйста, про то, что КГБ, ФСБ, спецслужбы всесильны — это, вообще, традиция. Всегда все говорят про то, как они все могучи, невероятны и так далее. Почему, когда мы видим, как вы сейчас говорите, вроде бы плоды их трудов, это выглядит так… жалко и непрофессионально, в деталях особенно?
― Ну, например, жалко и непрофессионально выглядело разрушение великой Красной империи. Как они жалко ее разрушили. Разве так надо было разрушать. Эта грандиозная операция, которой будут аплодировать в дальнейшем все спецслужбы мира. Как это жалко и непрофессионально? Всё выглядит блистательно просто!
― Да?
― Конечно.
― Хорошо. Конкретно вот эта история, о которой вы говорите, что одни силы ФСБ против других сил ФСБ устроили. Почему те, кто устраивали, не озаботились тем, чтобы хотя бы может быть убедительную какую-то штуку создать? Это так нарочно было сделано?
― Мы же видим, что всё и проходит бесследно, безнаказанно, по существу. И это могло пройти безнаказанно, если бы… если бы не знаю, что. Если бы этот вал, который поднялся, с одной стороны, это какой-то стихийный вал, это какое-то преображение, но, мне кажется, что внутри этого вала есть стимуляторы. И вообще, история, о которой мы с вами говорим, она не закончена. Она будет продолжаться.
― Согласна.
― Она будет продолжаться сегодня ночью, завтра утром. Посмотрим, что еще будет дальше. Вот завтрашний день. Пойдет протестная толпа на митинг или не пойдет? Пойдут шествием либеральные функционеры или не пойдут? Если они пойдут… мне кажется, они должны пойти, потому что это отступление власти — а мы видим отступление, второе после Екатеринбурга — это обнаружился как бы пролом в этой стене…
― И туда надо продолжать идти, правильно я понимаю?
― Туда надо бросить конницу. Обычно, когда осаждают крепости и подрывают какую-то часть стены, и она обрушивается, в этот пролом устремляются передовые части этих осаждающих людей — конница, янычары туда бросаются и начинают рубить направо и налево. То есть, почему я говорю, что это опасно и отвратительно? Потому что я пережил крах Родины моей. Я знаю, как это всё происходило. Я знал всех этих людей. Я очень много заблуждался. Я обманывался. Многие прозрения ко мне пришли позднее и продолжают приходить. Я проецирую ту ситуацию 91-го года на сегодняшнее время. Мне страшно за Родину. Потому что люди, которые устраивают эти процедуры, они могут делать сознательно, понимая, что они взрывают страну. Как и те предшественники их, которые это сделали. Вот почему мне страшно. Конечно, мне страшно за Родину, прежде всего.
― А что Родине опасней: оставить под властью этих всех таинственных старшин и как-то держаться под ней или попытаться изменить ситуацию? Их, вообще, можно скинуть, простите?
― Повторяю: для Родины эта ситуация опасна. Я как государственник, как этатист я сказал себе, что я любой ценой будут поддерживать государство, даже если оно государство крайне отвратительное, коррумпированное, дырявое, потому что потеря государства, оно страшнее коррупционного государства, страшнее пиратского государства.
― Подождите. Есть коррупционное государство, а есть условный народ, публика, которая ходит по улицам и, как вы говорите, возмущается то пенсионной реформой, то раздавленными персиками, то тем, что (помимо Голунова) сотни людей садятся по таким же обвинениям.
― Да, конечно, эти люди наполнены этим протестом, этой ненавистью, когда они складываются в этот клубок ненависти, они сметают государства, а потом этих людей режут, уничтожают, выбрасывают из политики, из культуры… Ведь русский человек готов терпеть равенство в нищете, а это нищета на фоне чудовищных, баснословных состояний, они принадлежат людям, утратившим инстинкт самосохранения. Они демонстрируют это состояние. Ведь все знают, укрыть это невозможно. Интернет дает возможность всё это раскрыть немедленно. Все знают, как они живут, все знают, что у них не 1, а 12 самолетов, знает, какое количество дворцов.
― Журналисты-расследователи, они как раз нас регулярно снабжают это информацией.
― И говорю: журналисты-расследователи, а их снабжают какие-то группы из ФСБ этими расследованиями. Поэтому, повторяю, вот это чудовищное, безумное обогащение на фоне нищания порождает не только раздражение, это порождает бунт.
― Тогда объясните, Александр Андреевич, если вы это всё понимаете, почему там не понимают?
― Потому что, конечно, за вот эти годы у России и у народа украли марсианский проект. Он не состоялся.
― Я как раз хотела вас спросить, как он.
― У России украли всю реальную демографическую политику, потому что женщины перестали рожать. И все эти материнские капиталы — это смехота, это капли. У России украли, по-видимому, Северный морской путь. У России украли Россию. И это видно.
― А кто сделал это?
― Вот все те, кого потом нужно будет чистить. Это все те люди, которые должны быть устранены, чтобы Россия сберегла себя. И это произойдет, это неизбежно произойдет. Вот сегодняшние события с Голуновым, они порождают такого рода размышления, такого рода проекты, которые сейчас будут высказываться и в политике. И, наверное, наши политические демагоги будут демонстрировать. Вот я сейчас очень много езжу по стране. У меня целые программы на «России-24» «В поисках русской мечты». И поэтому я объехал уже 30 легионов. У меня в месяц две три поездки. И я видел, что сегодняшняя Россия замученная, во многом обездоленная, наполненная этой информационной тьмой, она осуществляет три грандиозных геостратегических проекта, может быть, соизмеримых с советскими проектами. Арктический проект — это грандиозный проект. Это грандиозный проект, прекрасный и красивый по своей сущности. Он поддается эстетизации. Этого не делают. Дальневосточный проект, когда у нас на глазах возникает Россия тихоокеанская. Это потрясающий проект. Там огромное количество людей, явлений, пассионарий. Это флот, это армия, это связи с тихоокеанскими цивилизациями. Это соединение русской мечты с китайской, с японской. И, конечно, этот Южный проект: Крым, Черное море, Сирия — земля пророков. Вот эти три проекта могли бы быть сегодня обнародованы государством. Но с этими проектами необходимо совместить очищение. Потому что все эти проекты обворовываются. Все эти проекты дотируются государством. На создание этих проектов идут огромные деньги от государства, но они рассеиваются. Я не знаю, какой процент денег разворовывается, треть или половина.
― Хорошо. Ладно. Александр Андреевич. Скажите мне на прощанье, вы как видите роль Владимира Владимировича Путина в этом вот возрождении, очищении России — он способен это осуществить?
― Он должен почувствовать необходимость этого. Его окружают все те страхи и ужасы, о которых мы с вами говорили. Он не слепец. Мне кажется, что все эти годы, когда он обещал развитие, затевал развитие, что-то ему мешало. Мне кажется, ему мешала неуверенность в том, что это у него получится. Потому что страх горбачевских реформ, он присутствует как и в политике крупном, так и в народе. Вот вторая перестройка, она кончится крахом для народа, поэтому народ терпит. Он будет терпеть и дальше, полагая, что все-таки плохое государство лучше, чем его отсутствие. И политик тоже — Путин — его тоже пугает возможность взрыва, неточности. Мы сейчас живем с вами в эти дни… Россия — это Чернобыль. Россия — это 4-й блок.
― Саркофаг кто строить будет?
― Я думаю, что саркофаг будут строить уцелевшие. А взорвут Чернобыль самые разные люди, включая и лидеров оппозиции.
― Видимо, и вас также? Александр Проханов, писатель, инженер человеческих душ был сегодня у нас в студии. Меня зовут Ольга Журавлева. Всем спасибо, всего доброго!
Источник — «Изборский клуб»