Книги о депортации поляков. Фото: Sovsekretno.ru

В Сибирь — во спасение

Чем увенчались сталинские депортации поляков

Практически все свои исторические травмы современная Польша увязывает с нашим государством. Вместе с так называемым «Катынским расстрелом» и Смоленской авиакатастрофой в копилке фантомных болей лежит депортация поляков в 30-х годах прошлого века. Авторитетные варшавские СМИ исправно публикуют интервью уже с внуками депортированных, на эту тему изданы книги, сняты фильмы. Направленность всей этой пропагандистской машины понятна по ключевым словам: Сталин, репрессии, Сибирь, Казахстан, землянки, голод. Оттого удивительней, когда из общего хора обличителей России выбиваются голоса тех польских потомков, кто между строк благодарит Иосифа Сталина за то, что вывез их дедов и прадедов с территории, которая через несколько лет была выжжена фашистами. В историческом феномене разбирался обозреватель «Совершенно секретно».

Самым ярким возмутителем спокойствия на эту тему стал не так давно ректор Варшавской академии финансов и бизнеса «Вистула» Вавжинец Конарский. В январском интервью польскому порталу Interia профессор неожиданно поблагодарил Красную Армию за то, что она вошла в сентябре 1939 года на территорию тогдашней Восточной Польши.

«ПОХОД КРАСНОЙ АРМИИ СПАС НАС»

«Мою семью во время войны привезли в северную Россию, поэтому я имею право участвовать в этом негативном нарративе (интервью записывалось как раз в период обострения польско-российских отношений, связанных с обнародованными Владимиром Путиным документами об исторической ответственности Польши в развязывании Второй мировой войны. – Прим. ред.). И в то же время я знаю, что парадокс этой ситуации заключается в том, что наступательный переход Красной Армии через Польшу и такой, а не иной исход войны, по сути, спасли нас от физического и биологического истребления, которое осуществила бы нацистская Германия. Не забывайте об этом. Россия наша соседка, и с ней надо считаться. Я говорю это как внук военного поселенца из Волыни, который в 1940 году со всей семьей был депортирован в Архангельск».

Откровения профессора Конарского всколыхнули польских читателей. На сегодня под интервью оставлено свыше 1300 комментариев, в которых вы найдете воспоминания о том, как поляки спаслись в Советском Союзе благодаря сталинской депортации. Вот одна из таких историй. Пишет пани:

«Моя тетя всегда говорила, что если когда-нибудь вновь станет плохо, то она хотела бы оказаться среди русских. Тетю с двумя маленькими детьми увезли в Западную Сибирь. Она была учительницей из-под Волыни, дядя погиб в 1939 году под Варшавой (то есть, от рук фашистских оккупантов. – Прим. ред.) Она работала на лесопилке и учила в школе детей русскому и польскому языкам. Ее там все уважали и помогали. Они мирно пережили всю войну, а в 1947 году вернулись целыми и здоровыми в Польшу, где она продолжала работать учительницей. Ее соседи и другие наши родственники, которые остались под Львовом, все были убиты украинцами. Она одна с двумя детьми выжила из всей нашей семьи».

Или такой комментарий:

«Это и есть гримаса истории. Если бы семью пана Конарского не вывезли в Сибирь, то она, вероятно, погибла бы в Волынской резне. Никто не хочет сказать в Польше, что эти вывозы в Сибирь были методом изоляции враждебных друг другу народов. Сталин прекрасно знал о ненависти украинцев к полякам».

Автор этих строк был свидетелем похожего разговора. Это произошло в 2016 году во время журналистского авторейда «Дороги памяти» по Польше. В Щецине к нам, стоящим у памятника благодарности Красной Армии (сегодня уже снесенного местными властями. – Прим. ред.), подошeл житель Западно-Поморского воеводства Валерьян Лойко. Разговорившись, он выдал нам: «А мой дядя, выселенный перед войной в Сибирь, до сих пор хранит сапоги, в которых ходил там!» Довольный эффектом, пан Валерьян продолжил: «Как-то мы сидели в кругу родных, и дядя говорит: «Я благодарен Сталину, что меня отправили в Сибирь». Все на него смотрят, думают, что старик из ума выжил. А он отвечает: «Не-е-ет, я долго думал над этим. Мы уехали в Сибирь и остались живы. А те, кто остался здесь, того убил фашист».

Впрочем, польские русофобы не простили выше озвученному пану профессору свободомыслия. Куда больше гневных комментариев под его интервью с обвинениями в поддержке «сталинского геноцида». В общении со мной, российским журналистом, профессор Вавжинец Конарский был очень осторожен в формулировках: «Я не согласен со всеми вашими аргументами. Моя семья была депортирована, а не эвакуирована. Мой дед был депортирован против своей воли, и таковы были предпосылки политики Сталина в то время. Многие земли, заселенные польскими осадниками, прежде принадлежали русской аристократии, и поэтому поселенцы не отнимали эту землю у украинцев. Сосуществование поляков и украинцев (украинские деревни рядом с польскими поселениями. – Прим. ред.) неоднократно было успешным. И так было с семьей моего деда и его украинскими соседями. В момент депортации НКВД никто не мог предсказать, какая трагедия там произойдет. Поэтому эвакуация – совершенно необоснованный термин. Тем не менее, диалог мы начали, то есть именно то, о чем я говорю в своем интервью».

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Ключевое слово в словах профессора «Вистулы» – осадник (от польского osadnik, т.е. буквально «осевший». – Прим. ред.). Так именовали бывших военнослужащих пилсудчиковской Польши, которым были дарованы земли, захваченные у распавшейся Российской империи. Чтобы понять всю серьезность соседства молодой Советской России с новоявленными польскими колонистами, позволю небольшой экскурс в историю.

Начать надо с того, что в 1919 году Царство Польское, еще вчера процветавшее в составе Российской империи, первой начало войну против новой власти в распавшейся стране. И здесь не шла речь о борьбе с «коммунистической заразой». Широко известны слова тогдашнего польского лидера Юзефа Пилсудского: «Моя мечта – дойти до Москвы и на кремлевской стене написать: “Говорить по-русски запрещается”». Когда в России полным ходом шла Гражданская война, поляки заняли западные рубежи нашей Родины.

Фактически это была польская оккупация Вильно (ныне литовского Вильнюса), Гродно, Минска, Бобруйска, Восточной Галиции (ныне территории западной Украины), а затем и Киева. Отбить земли молодой РККА не удалось, т.н. Советско-польская война завершилась разгромом красноармейцев и взятием в плен десятков тысяч русских солдат, которые сгнили в первых в Европе концлагерях, обустроенных поляками.

Вот на эти оккупированные земли, которые в польской прессе красиво именовались «приобретенными», и стали оседать вчерашние польские вояки. «Эта земля, засеянная кровавым семенем войны, ждет мирного посева, ждет тех, кто заменит меч на плуг и хотел бы в этой будущей работе одержать столько же мирных побед, сколько у нас было на поле битвы», – вещал Пилсудский.

На деле же польские колонисты устроили зверские гонения на местное население, этнических белорусов и малороссов. Земля, ждущая «мирного посева», попросту изымалась у коренного населения, русский язык был запрещен, в массовом порядке рушились православные церкви (апогей храмовой русофобии – взрыв в Варшаве Александро-Невского собора с фресками Васнецова. – Прим. ред.). Но все это были цветочки. Почуяв безнаказанность, осадники развернули настоящий террор, замаскировав свои карательные акции под термин pacyfikacja (умиротворение). Это массовые порки мужского населения целыми селами, это «показательные» изнасилования девушек на площадях, это отправка, как православных, так и коммунистов в концлагеря. «Те из них, кто не был готов к слиянию с польской нацией, клеймились «москалями», – читаем, например, в книге историка Всеслава Зинькевича «Несвядомая» история Белой Руси». В этой же монографии есть воспоминания женщины по фамилии Искрик, которая испытала на себе реалии польского концлагеря (женщина была освобождена в сентябре 1939 года Красной Армией): «В нашей партии было всего 90 женщин, в основном, комсомольского возраста. Перед воротами концлагеря всех нас выстроили по двое в ряд и пропустили за воротами до большого трехэтажного здания сквозь двойной строй полициянтов с дубинками. Каждый полициянт старался обязательно ударить проходящую жертву дубинкой по голове или по спине. Особенно сильным истязаниям подвергались упавшие. То же самое происходило и на лестницах здания до третьего этажа».

Теперь вы, уважаемые читатели, понимаете, как встречало коренное население в сентябре 1939 года красноармейцев, которые вернули исторически русские земли, захваченные Польшей.

СТО КИЛО НА ПАНА

Советская власть не церемонилась с не успевшими сбежать осадниками. Многие были арестованы и осуждены за совершение конкретных преступлений. Остальное польское население Москва признала неблагонадежным, постановив выселить на территорию Казахстанской ССР и Красноярского края. Но если сравнить с депортациями в других странах (а это не был политический «эксклюзив» Советского Союза), то высылку поляков можно назвать вполне себе гуманной. Например, каждому депортированному было дано право взять с собой до 100 кг личных вещей, но советские солдаты, как пишут историки, закрывали глаза на эту директиву в пользу сверхнормативности поклажи.

«Мы должны понимать контекст той эпохи, – комментирует для газеты «Совершенно секретно» кандидат исторических наук, директор Института русско-польского сотрудничества Дмитрий Буневич. – Тогда массовые депортации проходили по всему миру: и до войны, и во время войны, и после войны. Например, в 1942 году японцев, имевших американское гражданство, массово депортировали из США, когда Япония объявила войну Штатам (после нападения на Пёрл-Харбор американские войска насильственно переместили 120 тыс. японцев, живших в США, в спецлагеря, которые в японских публикациях открыто именуются концентрационными. – Прим. ред.). Польша и Чехословакия после войны изгнали немецкое население (читаем в документах Советской военной администрации в Германии о польских особенностях депортации немцев: «На сборы оставили 5 минут, позволив при этом взять лишь то, что можно было унести с собой». – Прим. ред.). Это реальности того времени. Да, многие из поляков в 1939 году были ни в чем не виноваты, они просто попали в жернова истории, но проверять по персоналиям – надежный или нет, тот или иной пан, никто из представителей советской власти не собирался. Основания считать, что все польское население является потенциально неблагонадежным, у органов госбезопасности Советского Союза были. Тогда, в 1920–1930 годы, Польша была одним из самых враждебных государств для СССР. Живущие на западной границе Союза поляки считались, и не без основания, неблагонадежными элементами и хорошей средой для иностранной вербовки».

Но современная Варшава старательно хранит под историческим спудом все свои неприглядные факты XX века, цинично играя на эмоциях нынешнего польского поколения. Вот лишь один пример. Пару лет назад в Варшаве был открыт музей о сосланных в Сибирь детях. «Это место, где будут увековечены 120 тыс. детей, вывезенных с польских земель после 17 сентября 1939 года, когда восточные территории Польши были захвачены СССР», – заявил на открытии католический ксёндз Сильвестр Еж. В свою очередь глава управления по делам жертв репрессий Ян Каспшик отметил, что новый музей «позволит современной молодежи понять, что переживали их сверстники и соотечественники много лет назад». Тональность информации такова, что читатель должен заплакать от жалости к польским детишкам и проклясть сталинский тире нынешний «российский мордор». Но давайте разберемся.

За Урал были перевезены 120 тыс. польских детей, а через два года на территорию, где жили несовершеннолетние, вошли фашисты. Согласно отчетам НКВД, по пути движения и на местах в Красноярском крае и Северном Казахстане в течение первого года умерло до 10% от общего числа выселенных поляков. На территории же оккупированных некогда польских восточных кресов (ныне Гродненская, Брестская области Белоруссии и Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области Украины. – Прим. ред.) гитлеровцы уничтожили миллионы мирных жителей – женщин, детей, стариков. На одной только Украине обнаружено 300 мест массовых казней населения, 180 концлагерей, свыше 400 гетто.

А как жили польские дети во глубине сибирских руд? Читаем воспоминания поляка Болеслава Влодарчика, который всю войну прожил в польском интернате в селе Малая Минуса Красноярского края:

«Все дети питались три раза в день, а группа малышей (моя) получала дополнительно второй завтрак. Обед был всегда сварен, а на другие приемы пищи выдавали, в основном, бутерброды с консервированной рыбой. Основные продукты, такие как рыбные консервы и мясные, мука, сахар, каши и т.п. получали в рамках американской помощи Unra, а хлеб, молоко и корнеплоды нам давал местный колхоз за трудодни, отработанные старшими воспитанниками. Один раз в неделю нам организовывали баню».

У автора этих строк есть личная история с малой Родины – зауральского села Половинного. Туда в годы Великой Отечественной войны привезли несколько польских семей из Брест-Литовской области. Рассказывает мой односельчанин Геннадий Спиридонов:

«Зимой, в начале 1942 года, стали в Половинное привозить эвакуированных. Везли детей из Ленинградской и Московской областей. Были открыты детские дома в двух зданиях рядом с церковью. Начали поступать, не знаю, как правильно назвать, по-моему, ссыльные из Эстонии, Латвии и Литвы. Там же оказались поляки из Брест-Литовской области. Польских семей, по-моему, было семь, одну из них мама взяла к нам жить. В тесноте, но не в обиде. Мы с ними быстро сдружились, помогали, чем могли. Мама давала им молоко, а они с нами делились посылками, которые получали через общество Красного Креста. Поляки в нашем огороде разработали участок брошенной земли и стали на нем выращивать овощи, вплоть до кукурузы. И так мы прожили в мире и согласии до освобождения Польши. Всем хватило горя и нужды, собирали гнилую картошку, колоски. Рожь, в основном, мололи на жерновах. Тяжело было, но жили дружно. В 1960 году из Польши пришло первое письмо на адрес родителей. Два раза поляки были в Половинном».

ДОБРОТА РУССКИХ

«К полякам в Сибири относились дружественно, чего они, конечно же, не ожидали, – продолжает историк Дмитрий Буневич. – Они ведь не знали, что будет через пару лет с теми поляками, кто остался на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Что им уготована гибель. Изначально депортацию поляки воспринимали как трагедию. На эту боль еще наложилась высокая политика. Ведь именно поляки сыграли ключевую роль в создании органов госбезопасности молодой Советской России. Достаточно сказать, что Феликс Дзержинский и его приемник во главе ОГПУ Вячеслав, а на деле Вацлав, Менжинский – этнические поляки. Прибавьте сюда культивируемую в восточных кресах русофобию. Поэтому высланные поляки очень удивились тому, что многие советские люди приняли их благожелательно, как родных, и это, безусловно, сохранилось в памяти поляков и перешло их потомкам. Польские знакомые мне лично пересказывали слова своих дедов, что если бы не доброта простых русских людей, то они и не выжили бы».

По мнению историка, сегодня тема «сталинских депортаций», в общем-то, уходит из польского дискурса, но она бы ушла намного быстрее, если бы ее искусственно не поддерживали правящая партия «Право и справедливость» и Институт национальной памяти Польши.

«В Польше создана медийная и историческая инфраструктура, которая искусственно раздражает эту уже подзатянувшуюся рану, – считает Буневич. – Да, это трагическая страница для польского народа, но особенностью исторической памяти любой нации является то, что с течением времени, с каждым новым поколением боль угасает. Этот процесс естественен. И только в Польше эта историческая боль, адресованная неизменно к России, воспроизводится на государственном уровне».

Завершая материал, хочу процитировать все того же Сталина: «Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается». Нестерпимые страдания русского народа от немецких фашистов, по логике польских элит, должны были стать железобетонным барьером для развития современных отношений между Россией и Германией. К счастью для нас и Европы, польская интерпретация исторической памяти – на задворках.

Источник«Совершенно секретно»