Урок русского языка. Стоп-кадр из хроники времён Великой Отечественной войны.

О русском слове и ОКаянной моде

«Убеждён, что только русский язык может выразить чудесную игру слов, звенящую тонкость острот и широко понимаемый эзопов слог»

Известный спортивный журналист Валерий Паниковский из Курганской области выпустил новую книгу своих фельетонов «Миг удачи». Предисловие к изданию о силе русского слова написал уроженец Зауралья, коллега Андрей Выползов

«Слово, русское слово…». Позволю себе перефразировать почти народную песню, прозвучавшую в фильме «Новые приключения неуловимых». Думая о том, что бы этакого рассказать читателям об авторе книги «Миг удачи», я поймал себя на мысли, что Валерий Иванович Паниковский стал моим первым учителем русской словесности. Именно не журналистики (в этом деле у меня были иные учителя: прежде всего, это два Сергея – Суткаленко из Кургана и Кузьмин из Калининграда), а русской словесности, пусть это понятие и отдаёт царскосельским нафталином.

Андрей Выползов с книгой В.И. Паниковского.

Это было в середине 90-х годов, когда я – студент-общаговец Курганского университета – впервые принёс в редакцию «Субботней газеты», нет, не заметку от вашего мальчика, а кроссворд. Редактор, здраво рассудив, что крестословица ближе к гимнастике ума, определил меня к спортивному журналисту Паниковскому.

Мне было лет двадцать, а мэтру чуть за пятьдесят, но мы как-то сразу поняли друг друга, и основой для понимания стало бережное – буквально как к бесценному музыкальному инструменту – отношение к русскому слову. Валерий Иванович, например, раз и навсегда отбил охоту баловаться штампами.

– Ну-у-у, Андрю-ю-юша, – тянул он губы трубочкой, читая уже мои первые, напрочь «проштампованные» статейки в «Субботней». – Ищи новое звучание давно известных слов.

И я искал. И находил. И нахожу до сих пор, не уставая удивляться роскоши русского языка. Дошёл до того, что начал учить других (как Паниковский прямо!). Приведу лишь мимолётный пример. Вот уже лет десять я принципиально не пишу в переписках английское слово «ок». На эти две несчастные буквы в нашем великом языке есть не менее 50 (!) синонимов. Хочешь выразить согласие с предложением собеседника? Напиши: «Годится». Или «добре». А также — хорошо, здóрово, прекрасно, договорились, лады и прочее. На каждый оттенок речи есть свой златой камушек в русском языке. Кто-то скажет, мол, пример не стоит и выеденного яйца. Нет, уважаемый читатель, стоит и яйца, и курицы.

В странах Евросоюза, которые я исколесил, как ферзь шахматную доску (простите уж за пафосное сравнение), к своим национальным языкам относятся очень заботливо. Англицизмы, скажем, во Франции и Польше банально запрещены на уличных вывесках. Помню, одна немка возмутилась, когда вот так же кто-то из её соотечественников написал (почти «по-русски»): «Ок».

– Почему не «гут»?! – сдвинула брови фрау.

Ну вот действительно, почему не «хорошо»? А ведь это слово на Западе прекрасно знают и помнят. В этом я убедился в Швеции, когда с товарищами помогли тамошнему велосипедисту, ненароком упавшему. Узнав, что мы – «Риссланд», швед тут же выговорил: «Карашо!»

К сожалению, сегодня многие россияне не осознают, сколько парчи и мехов хранятся в сундуках русского языка. Особенно это касается сатирических произведений, юморесок и фельетонов, в чём преуспел Валерий Паниковский. Убеждён, что только русский язык может выразить чудесную игру слов, звенящую тонкость острот и широко понимаемый эзопов слог.

Мне однажды попались «Двенадцать стульев» на английском языке, и я вдруг понял, почему немеркнущее произведение Ильфа и Петрова на Западе не воспринимается за классику. Помните фразу Остапа: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!»? В переводе она звучит чудовищно: «The ice has broken, ladies and gentlemen of the jury!». Дословно: «Лёд сломался, леди и джентльмены из жюри!» А вот ещё пример. Не менее бессмертная «Бриллиантовая рука» теперь есть и с английскими субтитрами. Помните, Лёлик говорит Кеше перед выездом к шефу: «Будет тебе там и ванна, будет и кофа, будет и какава с чаем…»? Английский же зритель получает скуднейшую информацию, лишённую всякой языковой вкусности: «Вы прямо там получите ванну и кофе, а также даже немного какао с чаем». Или же гениальную реплику Светланы Светличной – «Невиноватая я!» – английский титровик преподносит как – «Это не моя вина. Я клянусь!»

Перенесёмся из известных туманных берегов в зауральскую ясность ума. Если почитать сегодняшнюю прессу, то, скажем прямо, Эзопом там не пахнет. Даже «какавой с чаем». Вот честно, попадаются чаще всего безликие, одинаково небрежные тексты, будто писала их компьютерная программа. А ведь было время, когда читатели, раскрывая полосы, сначала смотрели на подпись под статьёй, а уже после, шепча, как пароль, фамилию газетчика, наслаждались и выбранной темой, и самобытным слогом автора. Прошу коллег из родного Кургана проживать даже самые маленькие заметки, ища перлы, но и не забывая о глубине написанного. Вам воздастся, «я клянусь!»

…Как известно из истории человечества, русские слова входили в иноязычный обиход тогда, когда мы взлетали. Советский Союз первым отправил в космос спутник и, пожалуйста, в европейских языках до сих пор есть слово sputnik. Первыми вышли в открытый космос, и в немецком языке появился новояз – leonielen, от фамилии Леонов. Выход из всего сказанного один – нам надо снова взлететь, вновь парить над миром, будь то в технике, спорте или искусстве. Тогда и «оканье» останется лишь диалектическим феноменом на севере России.

Лады?

Источник — страница А. Выползова в «Одноклассниках»