Пример подобной - как железом по стеклу - вывески в Калининграде. Скриншот: yandex.ru

«Иностранный словесный подлив»

Размышления Олега Бунина

Информационно-аналитический портал «НьюсБалт» публикует размышления зауральского писателя, заслуженного работника культуры РСФСР Олега Бунина о вечной красоте русского языка, с которым сегодня «творится что-то неладное».  Авторская колонка О.В. Бунина, вышедшая накануне в курганской газете «Притоболье», созвучна с мнением доктора исторических наук, экс-депутата Госдумы Вячеслава Тетёткина, который на днях в эфире НТВ сказал, что «мы сейчас разучились говорить русскими словами», в результате чего семимильными шагами идёт колонизация нашего русского мышления.  

На пенсионном досуге я о родном языке запечалился. Что-то неладное творим мы с ним в последнее время. Внимаешь эфиру, читаешь газеты и журналы, и мурашки по коже, как железом по стеклу. Иностранные термины, как клещи по весне, впиваются в строчки и фразы. Иную статью в периодике, а уж тем более официальный опус, надо читать со словарём. Переводить с русского на русский…

Зауральский писатель Олег Бунин.

Понимаю, что употребление забугорных терминов в теперешнем устройстве жизни, в условиях вселенской интеграции – неизбежно. Но ведь должна же быть какая-то разумная мера, какая-то грань, которую переступать нельзя. Во всём должна быть мера – вот одна из важнейших заповедей народных мудрецов.

И кто-то обязательно должен ратовать за соблюдение этой меры, в том числе, а может, быть, и в первую голову, в родном нашем языке. Наверное, схватились бы за голову литературные наши предки, ознакомившись с произведениями в прозе и в стихах нынешних авторов. Застыл бы во гневе и недоумении всякий знаток литературы.

В поэтах себя не числю, хотя издавна увлекаюсь поэзией и иной раз выступаю в этом жанре на страницах газет и журналов. Знаете, тянет иной раз изводить единого слова ради тысячи тонн словесной руды, как писал великий поэт революции В.В. Маяковский. Но вот почитаешь, а точнее, заставишь себя почитать иной такой сборник, и аж скулы сводит, как от кислого вина. Почему-то абсолютное большинство потенциальных авторов стремится выразить себя именно в жанре поэзии, не освоив даже газетной прозы.

Однажды я послал письмо с таким примерно содержанием старому другу Валерию Портнягину, который работал тогда в областной газете, с приложением стихотворения, которое он счёл нужным опубликовать в «Новом мире». Предлагаю его вниманию и читателям «Притоболья»:

Намедни лихая наволочь
Со свистом накрыла село,
И яро с потёмок заполночь
Сиверга стучала в стекло.
С денницей проснулась деревня,
Округа в разымчивой мгле.
По окоёму деревья
Как свечи на ровном столе.
Красна в перелесках пьяника
В чапыге, лелея мечту.
Стоит с просветлённым ликом
Берёзка, примерив фату.

Я постарался в этом маленьком стихотворении показать, насколько выразительна, сама по себе поэтична народная речь, насколько богат и разнообразен её словарный запас.

К сожалению, пожалуй, не каждый из нынешних читателей поймёт, что денница – это рождение дня, пьяника – лесная ягода, чапыга – заросли кустарника в перелеске.

Помнится, когда мы перед ненастьем хватались за удочки, мудрая наша бабушка упреждала:

— Ну, куда вы? Глико, какая наволочь наползает. До пяток вымочет, а после, как стихнет, карамора заест.

Здесь карамора – это комариный рой.

На нашу дворняжку, когда та брехала попусту, она ворчала:

— И чего торчишь на эком чичеру? Айда-ко в своё гайно.

И мы в те поры знали, что чичер – это холодный ветер, а гайно – зверушечье гнездо. 

Мы, мальчишки, тайком посмеивались над, как нам казалось, простонародным говором. Теперь бы он звучал для меня как простая, искренняя музыка. Только вот слышать его почти не приходится.

— …Мама, а где моя обувка,- торопился мой дружок, когда мы поутрянке собирались в очередной поход по заветным угодьям.

— Эко ты кажинный раз усобороваться не можешь. Тамок твои бродни, где досель были.

А то наказывала:

— Налей-ко воды в рукомойник да повесь на костыль чистый рукотёрт. Вишь, кот гостей замывает.

Спросил у неё как-то, где мой дружок пропадает. Она пояснила:

— Дык ведь вы всю седьмицу шашель добывать плановали. Вот он и утянулся спозаранку в чащобу (шашель – это деревянный червяк, он же короед).

…У соседки муж спозаранку напился и средь бела дня заснул на огуречной грядке. И та жалится товарке:

— Достался же на бедную мою головушку такой олахирь! С утра опять надулся. Мускорно на душе от такой житухи.

В конце воскресного дня у колодца беседовали пожилые подруги.

— А мы со своим на его таратайке в луга наведались. В распадине у реки натакались на шипигу. Я – за ягоду принялась, а Иван на заветное озеро с удой подался, да тут же и вернулся. Говорит – вся поверхность муругой взялась, ни одного блюдца, чтоб поплавок закинуть. Ну, мы вдвоём–то цельную корзину и нащипали.

— Были и мы у реки. Лепота-то какая. Ровно костры осень запалила – жёлтые берёзы, красные осины. И до того душевно ватютни (дикие голуби) воркуют.

Судите сами, нуждается ли такой лиричный, стариной нашей выпестованный говор в иностранном словесном подливе или вкраплениях уголовного жаргона?

Кристальную чистоту и выразительность родного нам русского языка мы, невзирая ни на что, обязаны беречь и хранить для себя и потомков.

Источник — газета «Притоболье» Курганской области